Виктор Гончаров - Долина смерти (Искатели детрюита)
— У твоей хозяйки есть бинокль? — спрашивает Иван затаившую дыхание Синицыну.
— Сейчас принесу…
Окно дьяконского домика настежь открыто. В бинокль, как на ладони…
Стол. На столе самовар — пыхтит, плюется. Сквозь кружевной занавес радостное солнце зайчиков пускает по белой скатерти, по сдобным пышкам. В кресле — дьякон щурится, благодушествует: откусит пышки, сладким чаем с молоком запьет, в газетину уставится жующим ртом, брюшным смешком закатывается…
Иван разочарован… Маруся смеется:
— С ветряными мельницами борешься, борец со случаем?..
Насмешливый вопрос отскакивает от тяжелого, вперед выдвинутого подбородка, от стальной брони глаз, за которой бьется, оформляется упорная мысль.
— Случай?.. Да, может быть, случай. Надо все предусмотреть, надо и за гориллой и за дьяконом хорошо следить… Синицына! К тебе просьба: пока я кое-куда схожу, следи за дьяконским домиком, ладно?..
— Ладно, — говорит Синицына. — Контрик?..
— Хуже, может быть… — Он круто поворачивается и решительным шагом идет к выходу. На минутку забегает к себе. Берет револьвер, нож, круглое вогнутое зеркальце. Рассуждает так:
— Если «горилла» счел нужным немедленно сообщить обо мне по телефону, значит, дело серьезное, значит, за мной будет слежка. Если я в этом ошибаюсь, то имя мне не Иван Безменов, а растяпа.
Идет крупно-размашисто, не оглядывается, не оборачивается, но закутанное в платок и зажатое в кулаке зеркальце то и дело подносит к глазам, будто платком трет засорившийся глаз. Вогнутые стенки зеркальца забирают в себя все, что остается позади.
Через пару минут судорогой смеха дергаются скулы: сзади неотступно плетется подозрительная личность, одетая в серое…
Иван идет быстрее — личность ускоряет шаг. Иван останавливается, подтягивает сапог, — останавливается у витрин, у выставок и серая личность.
Угол. Поворот направо. Через пять домов — ГПУ. Иван прыгает в первую попавшуюся калитку и… натыкается на человека.
— Вы кто?.. — спрашивает у него строго и одновременно показывает билет, где буквы «ГПУ» четко бросаются в глаза.
— Здешний житель-с… обыватель-с…
— Вот что, гражданин. Сейчас мимо пройдет человек, одетый в серое, спросит у вас про меня. Скажите ему, что я миновал ГПУ и повернул за угол. Хорошо?
— Д-да…
Обыватель вылезает на улицу, неверными руками пытается свернуть папироску. Иван — глазом в трещину ворот. В поле зрения появляется одетый в серое; это средних лет субъект, с широкой черной бородой, небрежно — под мужика — подстриженной. Беспокойный взгляд юлит по сторонам, задерживается на обывателе.
— Скажите, гражданин, не проходил ли здесь юноша высокого роста в сапогах и картузе?
— Д-да, он прошел…
— Куда он прошел, будьте любезны?..
— Он прошел мимо Чеки и повернул за угол…
— Направо или налево?
— Н-не знаю… он мне этого не сказал…
«Дурак! — стискивает зубы Иван, подавляя смех. — Вот он, проклятый случай!»
Чернобородый вонзает взгляд в несчастного обывателя:
— Он с вами беседовал?
— Д-да… то есть нет, нет!..
Иван выскакивает на улицу, левая рука на всякий случай в кармане, правая свободна, но напряжена:
— В чем дело, гражданин?.. Вы хотите меня видеть?
Чернобородый теряется только на одну секунду, во вторую — белый оскал зубов приятно сверкает на черном фоне бороды.
— А… Вы здесь?!.. Вот я поднял ваш бумажник, — вы обронили…
— Бумажник не мой, — строго говорит Иван, — я никогда не роняю своих вещей.
— Тогда извините, — бормочет чернобородый и поворачивает назад.
— Подождите, гражданин.
«Гражданин» резко оборачивается лицом, и… в руке — револьвер.
«Борец со случаем», не дожидаясь выстрела, валится на землю. Падая, не забывает могучим кулаком проехаться по коленям противника.
Выстрел… Пуля обжигает спину… Одновременно чернобородый с контуженными суставами шлепается рядом. Пружиной развернувшийся, Иван мигом седлает его.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Начальник Секретно-Оперативной части ГПУ — Начсоч — товарищ Васильев, встречая Безменова, довольно потирает руки:
— Ну-ну, садись, друже, что новенького принес?
Безменов улыбается:
— Кажется, я напал на след крупного зверя.
— Ну-ну, рассказывай…
— Подожди. Сначала надо допросить этого, чернобородого…
— Пробовали, пробовали — отказывается отвечать…
— А что нашли при обыске?
— Почти ничего: пустой бумажник, совершенно новую записную книжку и револьвер.
— Все равно. Давай его сюда.
Васильев звонит:
— Приведите арестованного.
Пока исполняется это приказание, Безменов рассказывает о своих наблюдениях, но о дьяконском домике, о загадочных скважинах, о кресте ничего не говорит. Рано. Можно вляпаться в смешное.
— Как фамилия этой гориллы? — спрашивает Васильев.
Безменов достает записную книжку:
— Имя и фамилию натощак не выговоришь, я записал… Аммонит Плиоценович Трицератопс.
— Бывший эсер, — справляется Васильев в толстой книге, — состоит на подозрении, по профессии геолог и антиквар. 45-ти лет. Холост. Однажды был арестован, но выпущен за недостатком улик.
Вводят чернобородого.
— Ваша фамилия, любезный гражданин? — спрашивает его Безменов.
— Я отвечать не буду.
— Но, может быть, вы скажете, какие мотивы заставили вас следить за мной?
Молчание. Лишь глаза горят ненавистью, более чем красноречивой.
Безменов подходит к нему вплотную, просит показать руки, внимательно рассматривает их, почти изучает. Смотрит одежду, скоблит ножом, нюхает — ходит кругом странно напряженный, с окаменевшим лицом, — лишь ноздри дрожат: можно подумать, что он ворожит или совершает гипнотические пассы. Каждая деталь одежды подвергается кропотливому осмотру, ощупыванию, изучению.
— Вы не курите? — спрашивает вдруг.
— Курю, — вздрагивает арестованный, бледнеет и заливается краской.
Безменов просит его открыть рот.
— Неправда, — говорит он через минуту. — Вы не курите.
К арестованному по индукции переходит напряженность Безменова, но напряженность другого сорта: страх, почти животный, мучительная боязнь быть разоблаченным. Этот мощный юноша, с серыми острыми глазами, с походкой эластичной и твердой, кажется ему сверхъестественным существом, демоном-чародеем, исчадием большевистского ада.
— Дай мне его карманные вещи, — говорит Безменов и вынимает лупу.
По очереди он изучает револьвер, бумажник и записную книжку. По его бесстрастному лицу трудно судить о результатах осмотра, но Васильев довольно потирает руки.
