Владимир Серебряков - Лунная соната для бластера
Транспортеры работали, но пользоваться ими уже было слишком рискованно. По краям визора метались, дрожа, пестрые огни, отражая борьбу противоборствующих алгоритмов — тех, что узнавая врага в смазанных изображениях с коридорных камер, пытался доложить, настучать, выдать, и тех, что охраняли нас, накрывая пологом невидимости. Добираясь до купола Надежды, мы пятеро едва не побили рекорд Луны по бегу на длинные дистанции. Точно побили бы, если б не Глюколовня. Этот дурной репутации рег мы обогнули по периферии, но даже его сравнительно спокойные окраины несколько замедлили наше продвижение. Мерцал и переливался пьяный свет, фрактальные скульптуры таяли в глубине окон, призывно сияли завлекательные вывески. Приходилось пробиваться через толпу: гнаты, псинарки, центровые с голодным серебряным блеском в глазах и куклы — с пустым оловянным, выменянные и аугменты, групари и простые искатели приключений на свою задницу. В воздухе стояла густая, никакой вентиляцией неизгонимая вонь тысяч нечищеных тел, тысяч пситропных химикатов, мириадов полупродуктов и производных, возникавших в этой общественно-химической фабрике, чтобы смешаться с другими, преобразоваться, оказать свое, никак не предсказуемое влияние. Гаерные блики мешали оценить перспективу — казалось, что Глюколовня простирается в бесконечность, хотя мы даже не углубились в нее толком.
Кто-то сделал мне подножку; я споткнулся на бегу, и, не останавливаясь, всадил наглецу заряд из блиссера прямо в лоб. Бедняга беззвучно упал, исчезнув из виду. По счастью, никто открыто не признал во мне пента, иначе мелкими провокациями дело не ограничилось бы. Привычка оставлять за собой след из отдавленных мозолей, как я усвоил, не способствует бытовому комфорту, а в Глюколовне я наследил особенно густо.
Купол Надежды находился на отшибе, близ достопамятной отводки, где проживал покойный Яго Лаура. Нынешние апартаменты Меррилла сильно напоминали ту гнусную дыру. Вот только дверь их была не распахнута настежь и перечеркнута охранными скенерами, а заперта наглухо, и, кажется, загерметизирована.
Нынешний окраинный рег был когда-то, в юные годы моего папаши, новым словом в лунной архитектуре, провозвестником эры куполов — до того лунари селились только в коридорах и с громадным трудом вырубаемых залах. А потому крыши и межслойни здесь были непомерно толстые, комнаты — почему-то маленькие (считалось, что большое помещение за дырой в стене служит противоядием от клаустрофобии — да-да, в особенно фешенебельных квартирах там были даже выходящие в парк отверстия, затянутые силаровой пленкой, почему-то называвшиеся, как и обычные голоплакаты, окнами), а в дополнение к обычным герметикам на каждой из бробдингнегских дверей — опять-таки, не мембранных, как давно повелось, а листов металла, с трудом ходивших в пазах — стоял броневой щит. Удачное место для укрытия: теперь нам предстояло извлекать майора Меррилла из-за четырех сантиметров упрочненного титана.
Мы столпились у двери. Я не стал тратить времени на вызов: если Меррилл еще обездвижен, то ответить не сумеет, а если мы опоздали — не станет. Попытка открыть дверь при помощи полицейского пароля не удалась. Тогда я неохотно снял с пояса бластер, единственный оставшийся — два других я отдал Эрику и Сольвейг. Оружие было неприятно тяжелым — баллон давил на запястье, ребристая рукоять едва укладывалась в ладони.
— Отойдите, — скомандовал я негромко.
Бластер сам по себе стреляет без отдачи, но свистящий шорох заставляет невольно отдергивать руку — будто гада ядовитого взял за шею, а тот возмущается, плюясь жгучей слюной. Да и эффект его сродни ядовитому плевку. Там, куда ударил пламенный шар, титан потек серыми, тусклыми каплями. Я дал очередь вдоль косяка, ударил ногой, зашипев от боли — дверь скрежетнула, перекосилась, повиснув на клочьях металла, но не вылетела. Нечего сказать, эффект внезапности!
Я дал еще одну очередь. В лицо мне пахнуло жаром и гарью от упрочняющего волокна. Дверь рухнула на пол. Даже гермощит не выдерживает ударов плотной плазмы, о титане и говорить нечего. Я перепрыгнул через изуродованную груду металла — прикасаться к ней голыми подошвами было бы неразумно, а сандалий я в спешке надеть не успел.
Меррилл валялся посреди комнаты, на матрасе, наспех смятом на манер полетного ложа. Скальп его зиял раскрытыми швами, в оптических разъемах играли смутные отблески. Он не отсоединил ни одной шины — видимо, просто не смог. Даже поза его напоминала Лаокоона, с которого сняли змей. Эк его скрутило, бедолагу!
Я быстро и внимательно осмотрелся. Комната почти пуста, стены лишены живого покрытия, нет даже кровати, не говоря уже о прочей мебели. Матрас на голом пластиковом полу, простенький съемный экран в углу — из тех дешевых моделей, что дают не объемное, а псевдообъемное изображение. И — контраст — сложнейший комп-блок, не лунного, а земного, бразильского производства, от которого к разъемам аугмента тянулись перламутровые ленты многоканальных оптонных шнуров.
Неслышный внутренний голос вопил: «Опасность!». Но я медлил. Я не мог понять, в чем заключается несоответствие. Задержка едва не стоила мне жизни.
Меррилл выбрал это помещение для… схватки? Нет, если только он не следил за нами с утра, а тогда — вмешался бы раньше. Значит… отсюда он руководил операцией по захвату власти. Отсюда он давил хакеров, нанятых Л'авери и Джотто. Но почему? По какой причине выбрано такое место? И почему оно не приспособлено для нормальной жизни? Лифт мне распадный, да не потерпел бы такого колониальщик!
Ловушка. Это слово повисло передо мной, сияя каждой буквой. Но Меррилл-то на самом деле без сознания! Или…
Весь монолог занял две секунды. Не успел кин Джотто войти за мной в комнату, а я уже стоял на коленях у ложа, поспешно выдирая шнуры из разъемов — три шнура, пять… сколько же у него интелтронов под черепной крышкой? Один разъем сместился; на стыке кожи и силастика выступила капля крови.
Я отвесил Мерриллу пощечину. Голова мотнулась из стороны в сторону, точно у трупа, когда оцепенение смерти уже сошло. Пощупал пульс. Жив.
Я сосредоточился, без лишних размышлений сдирая с колониальщика костюм. Перед глазами вставала карта энергетических точек тела. Можно не верить в сверхъестественное, но простейшие приемы Силы, те, что доступны каждому, входят в курс подготовки полицейского.
Сам я не думаю, что в Силе есть что-то загадочное или необъяснимое. Это феномен того же рода, что зоны Геда или гиперэстезия — чисто нейрогенный по своей природе. Алиенисты и уикканцы придерживаются иного мнения на этот счет, эвангелиты попросту отвергают большую часть проявлений Силы «аки искушение диавольское», а официальная пропаганда относится к ней, как в прежние времена — к сексу: все этим занимаются, но никто не рассказывает.
