Виталий Сертаков - Останкино 2067
Ему нужна была Изабель Гнедич.
Изабель идет впереди и первой начинает спускаться по узкой лесенке в сауну. За тонкой стенкой слышны удары мяча и крики спортсменов, а здесь настойчиво пахнет разогретой хвоей, сухим деревом и пивом. Но я не чувствую запахов, я лежу в темном боксе, под неотлучным контролем аппаратуры. Изабель освобождается от одежды, на ней прелестное черно-оранжевое платье и больше ничего. Я провожу рукой по ее голому животу, затем по талии и вниз, по бедрам. У нее слишком широкие бедра для такого маленького роста, но я схожу с ума от ее фигурки.
Изабель толкает дверь предбанника, и навстречу сразу несутся восторженные голоса. Они все здесь, наши аполлоны, наши обнаженные красавцы. Они уже наигрались в мяч и сейчас стаскивают с себя пропотевшие майки; они готовятся пойти в душ. Я отпускаю девушку в самую гущу; ее все любят, но никто не тронет, если я не прикажу. Загорелая женственная фигурка скользит среди спортивных, уставших мужчин. Мы будем мыться, а потом мы будем играть с ней, и нам будет хорошо…
Когда я вывалился с борта самолета в Питере, меня встречал сам Гирин, прямо у трапа, в сопровождении четверых подручных Клементины, одетых в штатское. Мне показалось, что шеф за последние сутки спал с лица. Мы не сказали друг другу ни слова, пока сидели в машине, но я чувствовал, насколько Георгий Карлович напряжен. Только перешагнув порог отдела перфоменса, он позволил себе слегка расслабиться.
– Я виноват, нельзя было отпускать тебя одного.
– Вы не могли предвидеть. Спасибо, что встретили.
– Очень неприятно, дружок, – заговорил он, – очень неприятно получилось.
– Вы из-за прибора?
Гирин свирепо отмахнулся.
– Не бери в голову, ты все сделал верно. И больше ни слова на эту тему. Ты слышал, что арестован Забелин?
– Дмитрий Забелин? Муж Марины Симак?
– Да, он арестован, и ни в одном блоке новостей нет даже намека на «Нугу». Все его перформеры живы-здоровы и в целости вернулись в Питер. В сеть не просочилось ни единого бита информации.
– Вас это настораживает?
– Видишь ли, дружище… Я когда-то неплохо знал Забелина. И его, и Марину.
– И Ласкавого, – подсказал я.
Гирин резко повернулся, открыл рот, но ничего не ответил. В кабинет заглянул инженер и доложил, что аппаратура готова. Можно меня укладывать и снимать стрим.
Ласкавый показал себя шустрым пареньком, несмотря на зрелые годы. Он оперативно выяснил, что девушка не проходила «мейкап», что выступает под собственным именем и скорее всего постоянно живет в Петербурге. Он выяснил, что она не работала гетерой, что она не внесла почти никаких корректировок в будущий сценарий. А стало быть, ее почти все устраивало… Он открыл на ее имя счет и бросил туда двадцать тысяч, затем абонировал банковскую ячейку, положил туда еще десять тысяч, документы на пользование счетом, а магнитную карту и ключ от ячейки отдал при свидетелях юристу нашего канала, с тем чтобы госпожа Гнедич вступила во владение по окончании работы. Во время исполнения сценария Ласкавый мог дарить перформеру лишь подарки, поскольку при любом обращении девушки к средствам электронных платежей заморгал бы оранжевый флажок «ограниченной дееспособности».
Неизвестно, что сказал бы нонконформист Ласкавый, узнай он о ее синем флажке…
Я подсаживаю Изабель на верхнюю ступеньку и забираюсь сам. Мы оба хохочем, буквально давимся смехом. Наверное, это уже не искоренить; с детских лет Петя Ласкавый так и не оставил привычку забираться всюду с черного хода. Даже не для того, чтобы не платить за входной билет, просто так интереснее. К сожалению, последние годы Петю Ласкавого обнаруживают на черных лестницах и штрафуют все чаще; об этом можно прочитать в любой группе культурных новостей. Существуют даже коллекционеры, собирающие видео с его участием.
«Ласкавый лезет через вентиляцию в филармонию…»
«Звезда нашей эстрады Петр Ласкавый снова пойман при попытке бесплатно посетить туалет в Охотном Ряду…»
На сей раз мы вместе с Изабель лезем по пожарной лестнице на балкон спорткомплекса. Мы уже почти забрались, осталось приподнять тяжелое окно, и окажемся на балконе, огибающем главный тренажерный зал.
Внизу ревет музыка, кружатся центрифуги, гогочут баскетболисты. Человек двадцать гнутся на столах, еще столько же отдали себя на растерзание «студню»; мужики, как и встарь, звенят железом.
– Супер! – восхищенно говорит моя женщина.
Мы перевалили через раму и, никем не замеченные, устроились на тюках со скатанными матами. Я протягиваю Изабель яблоко и смотрю на нее в профиль. Она все делает самозабвенно и искренне; даже огромное красное яблоко она грызет с детской непосредственностью, обхватив его двумя ладошками. На Изабель приличный костюмчик и полосатый платок, завязанный в виде галстука; она невероятно похожа на выпускницу, сбежавшую со школьного бала.
На противоположной стене спортзала тянется зеркало, в котором я вижу нас обоих. Мы выглядим как отец и дочь, сколько бы я ни молодился. С моего помятого лица все утро не сходит смесь восхищения и похоти. На мне шляпа с широкими полями, но наконец-то ее можно снять. Петю Ласкавого узнали даже в Дубайском аэропорту, и Изабель скромно поджидала в сторонке, но здесь, в глубинке, вероятность встретить соотечественников мала. Тем более в спортивном комплексе такого низкого качества.
Поэтому я снимаю шляпу, обливаю голову из бутылки и приглаживаю остатки волос. Изабель сосредоточенно ест яблоко, потом отрывается и говорит:
– Не соглашайся.
– С чем не соглашаться?
– Не соглашайся на предложение Сибиренко. Утром ты мне сказал, что тебе приятно услышать мои советы. Ты разговаривал по скрину с Гириным, он сказал, что Сибиренко предлагает тебе порвать с «Жаждой» прямо сейчас, невзирая на издержки. Я так поняла, что в Петербурге тебе предлагают место саундпродюсера в новом шоу и готовы подписать контракт на озвучивание всех последующих серий «Последнего изгоя». Лев Сибиренко готов разорвать отношения с другими музыкантами, ухватившись за невыполнение ими крохотного пункта в спецификациях. Как я поняла, эти питерские музыканты использовали один из ремейков фольклорной группы «Баранки с кайфом»…
– Блин, крошка, откуда ты знаешь?
– Ты же остановил меня, когда я хотела выйти. Ты сказал, что хочешь, чтобы я слышала твои разговоры и что Пете Ласкавому стыдиться нечего, потому как он в криминале не замешан. В разговоре ты произнес слово «баранки», затем сказал, что пацаны присвоили максимум четыре такта, и то оригинал узнать почти невозможно. Ты назвал собеседника Георгием Карловичем. После того как вы закончили и ты ушел поплавать, я включила скрин, запросила данные и получила следующую картину.
