Дмитрий Самохин - У черного дуба с красной листвой
– И насколько широко распространяется твоя благотворительность?
– Стараюсь помочь, чем могу, но чтобы было веселее, три самых главных мечтаний человека. Всего только три. Но в эти три мечты, можно уложить и все остальное поменьше.
– Значит три желания, и человек превращается в пустой кувшин, который рано или поздно разобьется.
– Или наполнится вновь. Тут уж как повезет.
– Подбрось и выбрось, да кто ты такой вообще? – не сдержался я.
– Руфус Бродяга, – ответил Попугай.
– Такого человека на Истоке нет. Я проверил.
– Если искать по адресам проживания, то да, нет. А если копнуть глубже, то можно и найти. Только для этого постараться надо, поговорить со старшими, кто помнит, как здесь все начиналось, как прибыли первые из необычных, как они строили этот город. Может тогда и станет что-либо ясно.
Попугай мечтательно закатил глаза и причмокнул губами. Он вспоминал то далекое время, когда все еще только начиналось.
– И зачем тебе все это?
– Я мусорщик. Я собираю мусор. Убираю все лишнее и ненужное. В последнее время на Большом Истоке слишком много скопилось мусора. Я должен убрать его.
– Люди – это мусор? – спросил я.
– Люди – это люди. Со всеми их проблемами, мечтами и всем, всем, всем. Но когда люди забывают о том, что они люди, они становятся мусором.
Я попытался посмотреть на Попугая своим особым взглядом, понять, кто он такой и зачем ему все это, но ничего не получилось. Он словно был здесь, и в то же время его не было. Точно мираж в пустыне, знойное марево. Черты его лица и костюма таяли, расплывались, обнажая другого человека, совсем не похожего на Попугая.
– Я должен арестовать вас.
– Это вряд ли получится. Меня нельзя арестовать. Нельзя арестовать дым, или дождь, нельзя арестовать улицу, или легенду, нельзя арестовать историю, – открыл глаза Попугай и уставился на меня пристально.
– Тогда скажи, как нам спасти всех этих людей? Их много и все они обречены? Если ты хотел им помочь, то помоги им и сейчас. Они не мусор, они из плоти и крови.
– Я не в силах им помочь. У них есть три шанса. Три желания. Если они используют все, то начнется борьба. Борьба за свою душу, за жизнь. Если они вытерпят, справятся, сосуд снова наполнится, то все в порядке. Если нет, то они обречены. В этом они могут помочь себе только сами. Главное вовремя отступить, а не проявить жадность души.
– Я все-таки попробую арестовать вас, – сказал я с угрозой в голосе.
– Воля ваша. Попробуйте, – разрешил мне Попугай.
Но стоило мне сделать шаг к нему, как он исчез. Исчез Попугай, но на его месте оказался совсем другой человек, которого я где-то уже видел.
Он растерянно хлопал глазами, словно пытался понять, кто он, где он и как здесь очутился.
Я его узнал. Это был Патрокл Груша, глава семейства недавно переехавшего на Большой Исток.
– Вы арестованы, господин Груша, до выяснения всех обстоятельств, – сообщил я растерянному человеку.
* * *– Ты можешь мне объяснить, что происходит? И куда мы вообще идем? – спросил уже в который раз Ник Красавчег.
– Мы идем в библиотеку. Если уж кто и знает про Руфуса Бродягу, то только Цер Хаос.
– Я так и не понял, почему ты не арестовал этого прощелыгу? И куда он потом делся?
– Если бы я знал ответ на этот вопрос. Если бы знал.
Цер Хаос заведовал городским архивом, который располагался в том же здании, что и библиотека. Я редко к нему заходил, чаще мы встречались за покерным столом. Он был старым человеком, но очень увлеченным своей работой, поэтому даже не замечал, сколько прошло времени с последнего посещения. Ему всегда казалось, что все его отвлекают, и что у него только, что кто-то был, и теперь вот опять «приперлись со своими глупыми проблемами». Но при этом он был очень душевным и хорошим человеком.
В архиве было душно и сыро, словно в подземелье средневекового замка. Цер Хаос сидел за большим дубовым столом, заваленным бумагами и внимательно изучал какой-то манускрипт. Вероятно какой-то артефакт, чудом оказавшийся на Большом Истоке.
– Здравствуйте, уважаемый, – поздоровался я.
Ник Красавчег старался держаться за моей спиной. У него с библиотекарем всегда были натянутые отношения.
Цер Хаос обернулся.
– Ах, преподобный, ну что вам оказалось не понятным? Я же все ясно и четко изложил. Все по полочкам. А не прошло и пяти минут, как вы опять ко мне за советом, – разворчался старик в больших очках в красной оправе.
– Я отвлеку вас всего на минуту. Я хотел бы узнать у вас кто такой Руфус Бродяга.
Цер Хаос снял очки, посмотрел на меня с прищуром и улыбнулся.
– Это, друг мой, городская легенда. Старая, городская легенда.
– А почему я о ней ничего не слышал? – возмутился Красавчег.
– Потому что вы молодежь, совсем обо всем позабыли. Всю культуру, всю историю, все легенды и обычаи. Все спустили под откос. Не осталось в вас уважения к старшим, – завелся Цер Хаос.
Мы молча слушали его возмущения, потому что вслед за выплеском эмоция, нас ожидала увлекательная экскурсия в мир городских легенд.
– Руфус Бродяга одна из самых старых легенд нашего местечка. Никто уже и не помнит, откуда она появилась, и кто первый ее рассказал. Нет никаких письменных преданий первых дней Большого Истока. Все что мы знаем, было записано уже намного позднее, спустя десять-пятнадцать лет после первой Эпидемии. Да и этой информации крайне мало. Сейчас я вам найду пару полезных книжечек по этой теме. Секундочку, секундочку.
Цер Хаос, кряхтя, стал подниматься из кресла.
– Нам не обязательны первоисточники. Можете рассказать сами, что помните, – попросил я.
Цер Хаос посмотрел на меня как на умалишенного, но все же прекратил подъем и приступил к спуску назад в кресло. Медленно, с осмыслением каждого движения.
– У нас нет документальных подтверждений существования Руфуса Бродяги. Никто никогда его не задерживал, не разговаривал. Только видел издалека. Те же кому довелось с ним общаться, обычно не выживали. Так Монтгомери Пшик в далеком…
– Давайте без примеров, по существу, – оборвал воспоминания старика Ник Красавчег.
Цер Хаос смерил его уничижительным взглядом и возмутился:
– Какая нервная обстановка. Я не могу работать в такой нервной обстановке.
– Продолжайте, прошу вас. Мы не будем больше перебивать, – последнюю фразу я адресовал Нику Красавчегу.
Тот состроил гримасу, должную показать, что он все понял, и больше не скажет ни слова, на деле показалось, что он еще больше издевается над библиотекарем, при этом выглядит донельзя счастливым и красивым.
