Анна Орлова - Любовь до гроба
Гости молча наблюдали.
– Теперь он изгнан, осквернен, до тех пор пока сообщество не простит его. Но вернуться обратно очень сложно, – негромко пояснил господин Рельский потрясенной Софии.
– Ему можно чем-нибудь помочь? – спросила она взволнованно.
Жизнь любого рома и без того не была легкой и приятной, а изгнанный из своего круга превращался в легкую добычу.
Мировой судья отстраненно предложил дать изгнаннику немного денег, если госпоже Черновой станет от этого легче, и она с радостью согласилась…
Глава 26
Второй день кряду госпожа Чернова возвращалась домой к утру, подтвердив тем самым свое грехопадение в глазах соседей. Вдове полагалось сидеть дома и лить слезы. Вместо того гадалка то отплясывала на Бельтайн с господином Рельским, самым завидным холостяком в округе, то совершала длительные моционы с драконом, то невесть что искала в таборе ромарэ…
Ничто, даже письменное подтверждение невиновности от самой Фригг, богини брака и приличий, не смогло бы убедить знакомых в беспорочности Софии. Конечно, во многих эскападах госпожи Черновой участвовал и Рельский, что несколько ее оправдывало, однако это не могло прекратить сплетни.
Молодая женщина лежала без сна и сухими глазами смотрела на балдахин над кроватью. От вихря чувств отчаянно хотелось плакать, но слез не было. Разве она в чем-то виновата? Так сложилось…
Но лгать самой себе София не хотела. Воистину, легко пенять на обстоятельства, однако она ведь наслаждалась обществом Шеранна и позволяла ему увлекать себя все дальше по стезе безнравственности. Она противоречила самой себе, и не могла не замечать этих противоречий.
Этой ночью, заглянув в глаза смерти, она поняла, сколь сильно ей нужен Шеранн, и призналась самой себе в своем чувстве. Теперь ей приходилось выбирать между любовью и честью.
А может… может, стоит поддаться этой слабости, раз уж терять больше нечего? Едва гадалка допустила эту мысль, как тут же устыдилась нахлынувших переживаний.
Нет. Пусть все вокруг считали ее аморальной, но сама она знала, что не повинна ни в чем, кроме сердечной склонности. И она вновь решила во что бы то ни стало совладать с постыдной тягой…
Господин Рельский метался по кабинету. Знакомые едва ли сразу узнали бы его: скупые и точные движения сменились неуклюжими рывками, обычно проницательный взгляд чуть прищуренных серых глаз был рассеян, темные волосы всклокочены, а одежда в совершеннейшем беспорядке. Трезвая рассудочность, коей он всегда так гордился, рассыпалась обломками, а сердце ныло и рвалось из груди.
Жизненный опыт твердил, что нельзя двояко трактовать отношение Софии к дракону. Как дама порядочная и высокоморальная, она пыталась бороться со своим чувством, но это нисколько не отменяло сердечной склонности.
С самим же Ярославом она держалась по-прежнему задушевно и дружески, но и только…
Несомненно, Шеранн не пара для госпожи Черновой, и навряд ли они в действительности сумеют ужиться. Но дракон казался не на шутку раззадоренным, а в чувстве к нему молодой женщины господин Рельский уверился уже давно.
Однако теперь ему приходилось наблюдать воочию их очевидное сближение, и он разрывался между отнюдь не джентльменским желанием уничтожить соперника и доводами разума, твердящего о международном скандале, который неизбежно бы последовал, если бы это предприятие увенчалось успехом. В конце концов, это была бы не первая война из-за женщины…
Господина Рельского ждали неотложные дела: на столе были грудой свалены бумаги, которые он еще недавно спешил изучить – чертежи и подробнейший отчет об испытаниях нового парохода. Мальчишкой Ярослав зачитывался старинными сказаниями и мечтал о корабле, способном двигаться против ветра и течения, словно мифический Скидбландир, волшебный корабль асов. Потом плутовка-судьба подкинула ему возможность воплотить мечту, и он обеими руками ухватился за этот шанс. Он вовсе не грезил морем, как Шеранн – автор и вдохновитель этой грандиозной идеи, господина Рельского, скорее, захватывал сам научный прогресс, стремительное и неуклонное развитие техники. Разве может быть что-то более величественное? Прожекты дракона он тогда принял с восторгом, теперь же многое бы отдал, только бы в Бивхейме никогда даже не слышали о Шеранне.
Мировой судья прислонился лбом к прохладному оконному стеклу, прикрыл глаза и скривил губы в невеселой усмешке. Какие бы мысли ни роились в его больной от усталости голове, он никогда не позволил бы себе их воплотить и тем самым нанести ущерб родному Мидгарду, а тем паче причинить боль Софии.
Но и бездействовать невозможно. Короткое и уверенное «моя женщина», сказанное Шеранном, повергло господина Рельского в пучину такой ярости, коей он сам от себя не ожидал.
Он еще долго сидел в тиши и сумраке кабинета, одолеваемый раздумьями и тревогами, но уже к завтраку обрел видимое хладнокровие и привычную невозмутимость.
В его силах оградить молодую женщину от встреч с драконом наедине и тем самым помочь ей совладать с постыдным чувством…
Последние события отразились и на обитателях Эйвинда: домочадцы и слуги, испуганные долгой хандрой хозяина, вели себя безупречно. Матушка и сестры щебетали, искоса поглядывая на главу семейства. Беседы главным образом касались общих тем вроде природы, погоды и перспективных балов в округе. Елизавета же за десертом, как нарочно, болтала о чудесных цветах в саду подруги, не замечая знаков матери. Впрочем, это несколько развлекло мирового судью, и он, улыбаясь, предложил сестре сегодня же вместе навестить ее милую приятельницу. Он намеревался серьезно поговорить с Софией…
Матушка мирового судьи была настроена совсем иначе.
– Ярослав, дорогой мой, – начала она недовольно, громко звякнув чашкой о блюдце, – разве ты не понимаешь, что твое поведение выходит на рамки приличий? Ты слишком часто навещаешь эту молодую особу!
– Не вижу в этом ничего предосудительного, – безразлично ответствовал сын. – Госпожа Чернова – мой преданный друг. Она оказалась в затруднительных обстоятельствах, и мой долг помочь ей в меру сил. К тому же мои визиты происходят отнюдь не под покровом темноты и даже не наедине.
– Разумеется! – едко заметила госпожа Рельская. – Но это лишь дает основания предположить, что ее благосклонностью пользуешься не только ты, но и твой друг!
– Вот как вы рассуждаете… – Мировой судья пристально посмотрел на нее, и матушке сделалось неуютно под его холодным взглядом. Господин Рельский отбросил салфетку, встал и резко сказал: – Запомните, сударыня, я не желаю слышать в этом доме ничего подобного. Это оскорбительно и непристойно, и, смею заверить, нисколько не повлияет на мои намерения. Замечу только, что всякий судит по себе!
