Сергей Лукьяненко - КВАЗИ
Он стоял среди травы, глядя на свой отряд и водя ручонкой влево-вправо. Ему было года три-четыре. Маленький мальчик-кваzи, обнажённый, только на одной ножке сохранились остатки носка или колгот, кольцом обхватившие голень. Серовато-голубая кожа отблёскивала на солнце.
То ли он недавно возвысился. То ли просто блуждал невесть сколько по лесу, захватывая своей волей восставших. Что он помнил? Что он понимал о происходящем?
Мальчик повернулся и посмотрел на меня. Хорошенький большеглазый мальчик. Кваzи-мальчик.
– Дядя! – закричал мальчик, глядя на меня. На его лице появилась радостная улыбка. – Дядя!
Он потянулся ко мне, в полной уверенности, что я возьму его на руки, унесу его из этого странного места, от этих странных дедушек и бабушек, отведу домой, к маме.
Восставшие старики застыли, глядя на меня жадными голодными глазами.
Я повернулся и побежал.
– Дядя! – кричал мальчик вслед. – Дядя!
Я никогда в жизни не бегал так быстро. Ни до, ни после.
Остановившись в дверях, я разглядывал неожиданных террористов.
Два старика – не назвал бы их особо крепкими, всё-таки это были старики далеко за семьдесят, но высокие, с прямыми спинами. И старушка, невысокого роста, худенькая, с костлявым лицом, но с таким цепким взглядом, что я понял – она тут главная, и её надо опасаться больше всех. К тому же лицо старушки казалось смутно знакомым, хотя я был уверен, что мы не встречались.
– Мир вам, люди добрые! – приветствовал я. – Войти позволите?
– Входи, раз пришёл, – кивнул один из стариков, с лысой, как бильярдный шар, головой. – Только без баловства.
– Годы у меня уже не те, отбаловался, – сказал я.
Видимо, это показалось очень смешной шуткой. Второй старик, сохранивший шевелюру, пусть и совершенно седую, засмеялся кашляющим смехом:
– Годы, кхе-кхе… Годы у него не те! Мне восемьдесят шесть, сынок. Вот у меня – не те годы!
– Вы великолепно выглядите, – сказал я, не кривя душой. Вошёл в вестибюль. – Я бы вам не дал больше семидесяти пяти – семидесяти восьми.
– А он шутник, – сказал первый старик.
Старушка молчала. Смотрела изучающе.
Ох, не нравилась она мне! Если уж женщина ввязывается в какую-нибудь противозаконную деятельность, так она ввязывается по полной. Мужики сплошь и рядом – по дури, и легко их переубедить. А уж если женщина встала на кривую дорожку, так её оттуда увести сложно. Причём это касается и девочек в школе, и старушек в доме престарелых.
Ещё старушка была одета в спортивный костюм. Словно готова была бегать и драться. Ерунда, конечно, ей тоже за семьдесят, но…
Но на поясе у неё висела кобура с пистолетом. И был это, похоже, никакой не травмат, а настоящий старый боевой «макаров».
– Ты только не глупи, парень, – сказала она. – Мы люди старые, у нас кости хрупкие, мышцы дряблые. – Она улыбнулась, продемонстрировав полный комплект пожелтевших, но явно своих зубов. – Поэтому если что – будем стрелять.
– Поговорить я пришёл, – сказал я с обидой. – Что ж вы, бабушка, так невежливо гостя принимаете? Вы бы меня в баньке попарили, за стол усадили, а потом уже разговоры разговаривать будем.
– И впрямь шутник! – обрадовалась старушка. – К тому же хитрый. Меня ещё никто так деликатно бабой-ягой не обзывал. Садись, поговорим.
Я сел напротив старушки за стеклянный столик. Фойе выглядело вполне прилично – много цветов, пара огромных телеэкранов, беззвучно показывающих телеканал «Ностальгия» и «Россия-24». Старики вернулись к наблюдению за оцеплением.
– Меня зовут Денис, – сказал я. – Денис Симонов. Капитан полиции. Дознаватель смертных дел.
Старушка кивнула:
– Славная фамилия… «Приснилось мне, – сказал нам тамада, – что умер я, и всё-таки не умер…»
Она замолчала, выжидающе глядя на меня.
– «Что я не жив, и всё-таки лежит передо мной последняя дорога…» – негромко сказал я.
– Ну надо же, – сказала старушка. Во взгляде её появилось уважение. – Как-то очень неожиданно.
– Фамилия славная, – объяснил я. – Обязывает.
Старушка усмехнулась.
– Ладно, не оправдывайся. Зови меня Валентина. Чтобы у тебя не было лишних искушений – я подполковник в отставке. Стрелять научилась куда раньше, чем ты родился. Так что за свой пистолет не хватайся.
– Подполковник чего? – спросил я.
– А вот это не важно, – сказала она, посерьёзнев. – Ну, что пришёл?
– Прекращайте этот цирк… с пенсами… – сказал я. – Отпустите заложников.
– Нет никаких заложников, – с наигранной обидой сказала Валентина. – Люди здесь работают.
– И могут уйти?
– Кто же уходит с любимой работы до конца смены?
– Валентина, чего вы хотите? – спросил я. – Официально выдвинутые требования я знаю. Но ведь они нереальны.
– Вы думаете? – спросила старушка с любопытством.
– Нельзя разрешить в стране эвтаназию по требованию террористов. Пусть даже это толпа пенсионеров. Никакая страна никогда не пойдёт на уступки террористам, это путь в никуда! И даже если разрешить, что дальше? Вы требуете возвышения. Но в мире миллиарды восставших, которые так и не возвысились за десять лет! Что за лозунг «Власти врут»?
– Думаете, не врут?
– Полагаете, есть волшебный способ мгновенно превратить восставшего в кваzи?
Валентина иронически улыбнулась.
– Так вы… – Я замолчал. – Понятно.
– И вы в курсе? – спросила старушка с любопытством. – Надо же. Когда я уходила в отставку, такую информацию капитанам полиции не доверяли.
– Сейчас тоже не доверяют, – сказал я. – Так сложилось. И что, вы все здесь это знаете?
– Полагаю, что только я, – сказала Валентина.
– И вы… готовы?
Валентина подалась ко мне через стол и заговорщицким шёпотом сказала:
– В моём завещании написано: «кремация».
– Тогда я ничего не понимаю, – признался я. – Вы же тут… главная?
– Мне пришлось перехватить инициативу, – сказала она. – Когда не понимаешь, зачем ведётся игра, стоит повести свою.
– Кто всё затеял? – так же заговорщицки спросил я.
– Директор пансионата. Евгения Курицына. Она с неделю как вела разговоры на эту тему.
– С неделю? – переспросил я. – Понятно. План «Б», как говорится… И что, гражданка Курицына всех убедила?
– Легко. Она такая, очень энергичная, напористая… Ей доверяют.
– Все?
Валентина опять улыбнулась:
– Поймите, капитан, у нас тут скучающий коллектив в ожидании неизбежного. С регулярными переселениями друзей и подруг в резервацию… или крематорий. Несложно убедить человека в том, что неизбежного и неприятного можно избежать.
