Линн Шоулз - Последняя тайна
— Да-да-да. Нет. То есть да, я вас помню. Нет, я просто перекусываю на ходу. О господи.
Коттен ясно представила, как он неловко держит бумажную тарелку с чем-то сомнительным.
— Окажите мне любезность. Вы не могли бы еще раз объяснить вашу теорию, нитяную теорию? Только помните, пожалуйста: я полный профан, поэтому постарайтесь говорить как можно проще.
Коттен услышала, как Лестер залпом что-то выпил и фыркнул.
— Ее очень трудно понять и почти невозможно объяснить. Видите ли, на уровне частиц законы мира меняются. Частицы ведут себя не так, как крупные предметы. Это первое, что вы должны принять. Те законы, что управляют нашей повседневной жизнью, в квантовом мире неприменимы, — говорил Лестер, и слова сыпались все быстрее и быстрее.
— Пока я, кажется, все понимаю.
— Вы когда-нибудь бросали в воду камень? Видели круги? Так перемещается свет… ну или почти так — рябью, волнами. Хм. Хм. Хм. Вот как будет проще всего понять: представьте, что вы бросаете в воду два камня — одновременно, но в два разных места. Волны расходятся и в конце концов встречаются. И тогда они или поглощают, или усиливают друг друга. Это ясно?
— Ясно, — ответила Коттен.
— Я пропускаю громоздкие научные выкладки, так что поверьте на слово. Будем считать, что у меня на это лицензия — так, чтобы вы все поняли.
— Идет.
— Представьте, что у вас есть пистолет, а перед вами стена с двумя отверстиями, а за ней еще одна стена, на которой фиксируется каждое попадание пули. Если вы несколько раз выстрелите в каждое отверстие, а потом проверите, что на второй стене, то что вы увидите? Куда попадет большинство пуль?
— Я думаю, они попадут в две точки, каждая из которых лежит на той же прямой, что и отверстия.
— Да! Да! Да! — Лестер, несомненно, был в восторге от того, что она пришла к такому верному заключению. — Но рябь или волны будут вести себя иначе, правильно? Если световые волны пройдут через отверстия, как волны на воде, они будут двигаться дальше, расходиться и поглощать друг друга. Получается, что если мы сможем засечь, куда именно они попадут на второй стене, это будет уже модель волн, модель интерференции, а не просто две дырки, как с пулями. Правильно?
— Пока все ясно.
Лестер откашлялся.
— Вот и хорошо. Вам понравится то, что я сейчас скажу. Осталось немного. Итак, вы знаете, что свет перемещается волнами, и знаете, какая получится модель, когда волны пройдут через две дырки, то есть отверстия, в стене. А что, если мы выстрелим фотонами в обе дырки одновременно? По логике, должно получиться как с пулями, а не как с волнами.
— Да, разумеется, — сказала Коттен, потирая лоб. Она все еще не могла понять, к чему он клонит.
— Ага. По логике, каждый фотон должен пролететь через одну дырку — или через другую, как пуля. Он не может пролететь через две дырки одновременно. А теперь знаете что? Ну-ка, ну-ка, ну-ка? Если мы отправим через эти дырки миллион фотонов, а потом проверим вторую стенку, то увидим: получилось не так, как с пулями. Получилось, как с волнами. Один фотон одновременно пролетел через две дырки. Каждый фотон был сразу в двух местах. Ну что, начинаете соображать?
У Коттен перехватило дыхание. В двух местах одновременно. Она все поняла. Два Лондона. Два берега.
— Да, — ответила она. — Кажется, начинаю.
— Теперь дальше. Что, если у нас есть специальный аппарат, который каждый раз засекает, куда полетел фотон? Если мы его включим, то фотоны будут вести себя как пули. Они будут пролетать только через одну дырку и ни за что не полетят через две дырки одновременно, и на второй стене будут такие же следы, как и в случае с пулями. Они словно бы знают, что за ними наблюдают, и ведут себя так, как ты ожидаешь — пролетают только через одну дырку. Они не полетят через две, если за ними подглядывают. И никто не понимает, почему это происходит на квантовом уровне, но не происходит в мире больших предметов. А я открыл, при каких условиях крупные предметы могут вести себя как частицы в квантовом мире, и я готов доказать, что большие объекты — шары для боулинга, стулья, даже люди — могут оказаться на другой нити. Готов доказать, что и вы можете переместиться — вы сами можете выбирать, через какое отверстие хотите пролететь, в каком мире хотите существовать. И не в воображении — нет, целиком, как есть.
— Постойте, Лестер. — Коттен тяжело дышала, склонившись к окну.
У Лестера научные доказательства, а у нее — духовные.
«Итак, что такое реальность? Где она существует? В одном-единственном месте — в твоем сознании, где ты создаешь собственную реальность. То, что рассказывал Риппл, относится к работе сознания. Все сводится к свободной воле, как говорил Джон».
Когда Джон проснется, она все ему расскажет. Без сомнения, это и есть тайна, о которой говорит табличка. Вот почему часть сообщения представляла собой словесный текст, а часть — формулы. Физические формулы. Нитяная теория Риппла. И тут в голове прозвучала старая библейская цитата, которую она слышала еще в детстве, в воскресной школе. «Царствие Божие внутрь вас есть»[34].
— Мисс Коттен, вы слышите? — спросил Риппл.
— Да, — слабым голосом отозвалась она.
— Есть еще кое-что, что вам следовало бы знать.
— Что именно, Лестер?
— Я смог восстановить текст на последней части таблички.
Коттен затаила дыхание.
— Вы говорили, что там сказано, как остановить Армагеддон. Вы ошиблись. Там сказано, что Армагеддон должен случиться.
Старая фотография
Тем же днем, когда Джона выписали, Коттен сидела напротив него за дубовым столом в своем номере на площади Кадоган. Его загипсованная рука висела на перевязи. На столе между ними были разложены вещи, найденные в мансарде.
— Уверен, что хорошо себя чувствуешь? — спросила она.
— Никогда не чувствовал себя лучше, — ответил он со слабой улыбкой. — Кроме того, не похоже, чтобы в запасе у нас был вагон времени.
— Если вдруг устанешь, сразу говори, ладно?
Он кивнул.
— Не беспокойтесь, доктор.
Она взяла список Чонси и перечитала последнюю строчку: «Эта тайна защищена словом Божьим».
Подняв глаза, произнесла:
— Может, тут есть намек на то, где спрятана табличка, а может, просто объясняется, что за предметы здесь перечислены. Ведь непонятно, как эти вещи связаны между собой. Может, он был коллекционером, а этот список — то, чего не хватает в коллекции? Обязательно надо узнать, что происходило в Лондоне в тысяча восемьсот семьдесят восьмом году.
— Но ты ведь сама говоришь: между этими предметами нет связи, — сказал Джон. — Будь здесь только Библии или только вересковые трубки, было бы понятнее. — Он снова посмотрел на список и открыл заплесневевшую папку для бумаг. — Эта штука сейчас развалится.
