Макс Фрай - Куда исчез Филимор? Тридцать восемь ответов на загадку сэра Артура Конан Дойля
- Теперь дальше. Один из бандитов, которым поручено это дело, - жених сестры Олега, только она думает, что он - менеджер по продажам. Втроем они собираются идти в театр. Как раз после спектакля Олега и должны незаметно схватить. Они выходят из дома все вместе, Олег вспоминает, что забыл взять бинокль, возвращается в квартиру и...
- И исчезает.
- Именно. Необъяснимо пропадает, буквально растворяется в воздухе. Пятый этаж, выход из подъезда один, все соседи опрошены, все комнаты обысканы... Причем заметьте, Дина Вадимовна, разгадки этого исчезновения в вашем романе нет. Поискали - и забыли. Ну, с милицией-то все понятно, у них как раз именно так обычно и бывает. А сестра, которая, казалось бы, к нему очень привязана? А бандиты, наконец? Да, конечно, дальше разворачиваются гораздо более интересные события, но все равно читатель остается в некотором недоумении. А это досадно. В жизни-то неприятно, когда концы с концами не сходятся, а уж в художественном произведении...
- Но ведь...
- Погодите. Поймите, пожалуйста, я вовсе не собираюсь как-то сковывать вашу творческую фантазию или ограничивать ваше право на поиск. Пусть даже Олег улетел на самодельном воздушном шаре или перебрался по крышам на соседнее здание. Но хоть какой-то намек на то, что с ним случилось, нужен. Где-нибудь ближе к концу, например, после убийства того самого влиятельного человека можно было бы сделать вставочку, как Олег, скажем, в далеком сибирском селе читает криминальную хронику в столичной газете и вспоминает, как он через стенной шкаф ускользнул в квартиру старушки соседки... ну или что-нибудь в этом духе. Да мне и самому, в конце-то концов, интересно, что с ним стало!
Задымова вздохнула, дунула по старой привычке вверх, на прикрывавшую лоб челку, и начала объясняться.
- Понимаете, поначалу я так и планировала, что Олега захватят, заставят взять кредит, а после убьют. И тут уже его сестра начала бы подозревать, что ее жених бандит, и попыталась бы выйти на заказчика, и... В общем, все обошлось бы без подруги, проданной в Иорданию. Но потом... Вот начала я описывать этого Олега, и он мне самой понравился. Вам ведь тоже понравился, верно? Ну не деловой он, невезучий, но ведь и умный, и добрый, и симпатичный, и порядочный... Мало таких мужчин, вообще-то. Мне вот за сорок лет ни одного не попалось. Жалко убивать.
- Ну ясно, женская аудитория была бы разочарована. И вы решили устроить ему побег.
- А с другой стороны, куда он побежит? Денег у него нет, фальшивых документов тоже нет, и где их взять, понятия не имеет. По специальности - учитель этики и психологии семейной жизни в средней школе. Куда ему в сибирскую деревню? Его за десять километров от большого города отвези - он в первом же сугробе утонет! Или любому встречному все о себе разболтает, потому что доверчивый очень. Так что бегай не бегай - все равно найдут и убьют... если сам голову не сломает, конечно.
- Ну так и напишите тогда, что убили! - раздраженно бросил редактор.
- Жалко. Что же получается: я его сама в эту историю с кредитом втравила, я же и убью?!
Редактор нервно раздавил сигарету в черной мраморной пепельнице.
- Ну и где же он тогда, по-вашему, Олег этот?!
- Олег? - Задымова легко соскочила с кресла. - Да вот он, в приемной дожидается. Не привык еще без меня в реальном мире обходиться.
И высунув голову за дверь, писательница ласково позвала:
- Заходи, Олежек, познакомься с нашим редактором!
АШЕ ГАРРИДО
РОМАН О ТОМAСЕ
Меня зовут Ильдефонсо Кунц, и я намерен рассказать вам подлинную историю моей женитьбы.
Да, я писатель. Нет, я не имею никакого отношения к "тому самому" Кунцу. Совсем. Совсем-совсем. И даже не родственник.
Больше мое имя вам ни о чем не скажет, но спросите вашу жену, вашу любовницу, вашу невесту, в конце концов, - я совсем недавно понял, что на самом деле означает это слово. Невеста... Кхм. Так вот - спросите, спросите, что она думает о романах Марии Сьюдадес. Да, я пишу женские романы, - разве не логично издавать их под женским псевдонимом? Такова традиция, она освящена временем: женщины пишут для женщин. Нет, я не стану делать рекламу конкуренткам, но спросите у вашей жены, с десяток имен она вам точно назовет.
Если быть точным, я пишу дамские романы. То самое, что ваш взгляд брезгливо минует: запечатленный на обложке финальный поцелуй, обнаженный торс героя, приспущенный с плеч пеньюар героини... розовые сердечки, кружева, пылающие уста. Сиськи. Сиськи слегка прикрыты упомянутыми кружевами. Прелесть что за дамочка - вот о таких я пишу, об их нелегком жизненном пути, о судьбе игрушки в жестоких мужских руках, щепки на волнах жестокого мира мужчин, ну и так далее. Безумно интересно. Нет, вы у жены спросите, что она в этом нашла. Я же не могу сказать вам в лицо, что вы совершенно не похожи на мачо с обложки, вы же драться полезете. А мне это зачем? Я сочинитель дамских романов, а не их герой. Не рыцарь в сверкающих доспехах. И у меня завтра свадьба. Сами понимаете, не время для потасовок.
Это очень важный момент, что я не рыцарь, а свадьба все же у меня. Вы пока не понимаете, но это ничего. Я сейчас все объясню.
Впервые я увидел ее на прогулке, окруженную девицами и дамами согласно ее сану. Вооруженная охрана следовала за ними, чуть поодаль. Гуляющие были в ярких одеждах, в венках из кудрявой петрушки и ажурного укропа поверх вуалей, укрывающих нежные лица от солнечных лучей. Звонкие женские голоса легко летели над полем, взмывали ввысь, им отвечал невидимый в жаркой синеве жаворонок.
Быстрой уверенной походкой она шла впереди своих дам, владетельница и госпожа. Ветер колыхал ее покрывало, небрежно откинутое за плечи, - высокие скулы были румяны и смуглы. I znoi dyshal ot ust ieio i schek - пришла мне на ум строчка, которую так часто повторяла когда-то моя русская подруга. Тогда эта фраза казалась мне не только довольно бессмысленной, но и совершенно непроизносимой. Обычно Masha повторяла ее, глядясь в зеркало: последние искусные штрихи нанесены, золотисто-смуглый тон растушеван по скулам, умелый росчерк помады на губах - как вишенка на торте. И неловко переведенная фраза - смысл весь здесь, как на ладони, но очарование утрачено.
Теперь же это очарование само собой проступило сквозь туман памяти, и мимолетный образ бывшей подруги растаял в его лучах.
И зной
Дышал от уст ее и щек.
Да, именно так: и зной дышал от уст ее и щек, темные кудри обрамляли смуглое лицо, грудь ровно вздымалась под расшитой туникой, тонкие ноздри трепетали, вдыхая ароматы полевых цветов. Улыбка цвела на ее устах темно-красной розой, и каждая ее черта была так мила моему сердцу, что у меня перехватило дыхание. Потрясенный, я впился в нее взглядом.
