Елена Кондратьева - Миллиардер. Книга 1. Ледовая ловушка
— Андрей, я не мог забыть эту вещь или положить ее, как ты выразился, «где-нибудь», — отрезал Илюмжинов. — Но в одном ты прав — проветриться действительно надо…
На верхней палубе собралось довольно много народу. «Россия» подходила к границе паковых льдов и в самое ближайшее время должна была продемонстрировать свои ледокольные качества. Пропустить это захватывающее зрелище никто не хотел.
На ослепительно сияющей под лучами солнца морской глади уже появились первые льдины. Они казались кусками сахара, разбросанными по темно-зеленому бархату.
Андрей издали заметил в толпе на палубе желтый пушистый комбинезончик Маруси. Девочка, ставшая всеобщей любимицей, кочевала с рук на руки. Оказалось, что у самого борта в воде кувыркаются киты-белухи. Их громкие протяжные крики летели над океаном, заглушая шум винтов атомохода.
— Папа, папа, ты видел? Там белые дельфины со лбами! — восторженно сообщила Гумилеву девочка, едва он оказался рядом.
— Нет, Марусенька, это не дельфины, — менторским тоном поправил девочку Бунин. — Белухи родственны нарвалам, которых называют морскими единорогами. Белухи достигают шести метров в длину и веса в две тонны. Очень интересен голосовой аппарат белух…
— Кстати, про единорогов, — бесцеремонно прервал лекцию Бунина Илюмжинов. Плечом оттерев ученого, он заглянул девочке в лицо. — Марусенька, а тебе случайно не попадалась фигурка единорога? Красивая такая, серебряная?
Бунин фыркнул, недовольный таким бесцеремонным поведением калмыка, но тут на палубе появилась Алферова, и ученый поспешил к ней.
Гумилева интересовал совсем другой вопрос.
— Почему ты в этом? — спросил он, с удивлением заметив на лице дочери темные солнцезащитные очки.
В разговор вмешалась Марго:
— Маруся за ужином пожаловалась, что у нее глазки болят, чешутся. Я решила дать ей свои очки, чтобы полярное солнце не раздражало их.
— Папа, я похожа на Терминатора! — гордо заявила девочка.
— Это кто тебе такое сказал? — притворно нахмурился Гумилев, еле сдерживая смех.
— Дядя Арсений!
— Ох и дождется у меня этот дядя Арсений! Но глаза твои я должен посмотреть. Вдруг что-то серьезное…
С этими словами Андрей аккуратно снял с Маруси очки — и замер, пораженный. Один глаз дочери был ярко-синего, другой — изумрудно-зеленого цвета.
— Это что?… Что это такое… — беспомощно посмотрел на Марго Андрей. — Ты видела, что у Маруси с глазками? Или эта твоя гетерохромия заразна?
— Ну-ка, ну-ка… — Илюмжинов посмотрел в лицо девочке, и впервые с того момента, как он сообщил Гумилеву о пропаже фигурки, на его лице зажглась привычная белозубая улыбка. — Ах вот это кто у нас… Хм… Ну, слава Будде Шакьямуни и тринадцати божествам Ямантаки!
— Кирсан, что происходит? — повернул к калмыку удивленное лицо Андрей. — Ты что-то знаешь?
— Теперь — все! — улыбка Илюмжинова стала такой широкой, что, казалось, затмила ярко сверкающий лед, вставший на пути «России». — Маруся, девочка моя… Хочешь… М-м-м… О! Давай меняться?
— Меня-я-яться? — удивленно протянула девочка. — Давай!
— Я подарю тебе вон ту белуху, самую большую, а ты дашь дяде Кирсану серебряную лошадку. Договорились?
— Лошадку? Рогатую? — переспросила Маруся.
— Ага. Ну, ты согласна?
— И белуха поедет со мной в Москву?
— Конечно.
— Ой, но я обещала лошадку дяде Степе…
— А дядя Степа разве может подарить тебе белуху?
— Ну ладно…
Илюмжинов отскочил в сторону и закричал:
— Коля! Лебедев! Иди сюда.
Штатный оператор экспедиции Николай, крепкий парень в красной полярной куртке, в этот момент снимал арктические виды. Сняв с плеча камеру, он подошел к Кирсану.
— Слушаю вас.
— Сними, пожалуйста, белух, Марусю и ее папу. Запиши ролик на диск и отдай мне.
— Да, но у меня по плану…
— Я очень хорошо заплачу.
Андрей ничего не понял, но каким-то шестым чувством ощутил, что единорог Илюмжинова связан с теми загадочными событиями, что случились в Сингапуре. Индус с разноцветными глазами, железный паук, попытка похитить Марусю, ящерка. А дальше была Москва, исчезновение Евы, поддельные сообщения из тайги. Покушение, предупреждение старушки-ведьмы о двуличной женщине с разноцветными глазами. Марго, забывшая надеть линзы…
Тряхнув головой, Гумилев отогнал наваждение, покрепче прижал к себе девочку. Понаблюдав за тем, как оператор навел объектив на фыркающих белух и включил камеру, он с усмешкой сказал:
— Хитер ты, дядя Кирсан. Только вот что: никакого обмена не будет, если ты не расскажешь мне, что это за фигурка. Ясно тебе?
— Андрей, — Илюмжинов мягко взял Гумилева за рукав. — Древние говорили: во многих знаниях много печали.
— Я настаиваю!
— Ну, если настаиваешь… Хорошо. Только не сейчас, позже, без свидетелей.
— Обещаешь?
— Клянусь, — очень серьезно ответил Илюмжинов.
— Вот, готово, — оператор протянул ему диск.
— Держи, — обратился Кирсан к Марусе. Девочка вытащила из кармана фигурку, взяла диск, несколько мгновений как бы взвешивала в руках оба этих предмета, потом со вздохом отдала единорога. Андрей с облегчением увидел, как буквально на глазах ее радужки поменяли цвет на привычный.
— Папа, Марго, пойдемте смотреть мою белуху на компьютере! — она потянула отца и няню за собой к трапу.
— Вечером я зайду к тебе! — пообещал Андрей Илюмжинову, покидая палубу.
«Россия» вошла в сплошное ледовое поле за два часа до полуночи. Ход ледокола сразу изменился. Теперь могучее судно ощутимо подрагивало.
— Это хорошо, что сейчас лето и идти нам только до Франца-Иосифа, — объяснила за чаем Андрею и Марго Алферова. — Раньше летняя граница льдов была несколько южнее, а теперь она отодвинулась к самым островам. А вот севернее архипелага встречается уже матерый, многолетний лед. Там «Россию» затрясло бы как в лихорадке…
Вечернего разговора с Илюмжиновым у Андрея не получилось по весьма прозаической причине: ледокол подошел к острову Земля Вильчека, крупнейшему в архипелаге. Незаходящее арктическое солнце освещало дикие прибрежные скалы, зеленеющую тундру, ледники на далеких горах, выкрасив все в нежно-розовый цвет. Галечная отмель в километре от ледокола темнела от туш сивучей — гиганты облюбовали берег для своего лежбища. В воздухе стоял неумолчный птичий крик; кайры, моевки и белые чайки вились над утесами живым облаком.
Здесь, по утвержденному еще в Москве графику движения экспедиции, станция «Земля-2» должна была быть выгружена из чрева «России». Гумилев с капитанского мостика следил за процессом.
