Владимир Серебряков - Звездный огонь
Потом стало еще хуже. Обрыв тянулся бесконечно, мне казалось, что до самого края плато нам так и придется карабкаться, будто мухам по стене, отыскивая на ней мельчайшие неровности. Когда на нашем пути попался очередной уступ, моих сил не хватало даже на то, чтобы выдавить воздух из груди. Голова невыносимо раскалывалась. Мысли шевелились медленно-медленно. С трудом я сообразил, что состояние мое усугубляет недостаток углекислоты в воздухе, но поднять руку, чтобы вытащить из кармана на поясе маску, требовало нечеловеческого напряжения, и я ограничился тем, что задал секретарю принудительно поддерживаемый ритм дыхания. Хронометр перед глазами методично отнимал секунды от золотого запаса времени. Тридцать восемь с половиной минут.
— Если так пойдет дальше, мы не успеем, — прохрипела Новицкая, валясь рядом.
Я запустил виртуальные пальцы в гору видеозаписей, отбирая самые первые, сделанные еще при дневном свете. Пусть я не могу черпать информацию из баз данных, но собственной памяти у меня никто не отнимет.
— К… — Я попытался сплюнуть соленую пыль и не смог — комочек застыл на губе. Вот теперь я осознал, почему более опытная альпинистка советовала беречь воду. Страшным усилием мне удалось поднести флягу к губам. Я сделал два жадных глотка, потом натянул маску. — Кажется, тут есть более удобная дорога. Я проанализировал снимки стены, и если я не напутал ничего с нашим местонахождением, то в двух десятках метров правее и выше начинается расселина, довольно широкая. По ней можно добраться до следующей ступеньки. По-моему, это легче, чем штурмовать очередную стену.
— Попробуем, — решила агентесса, тяжело поднимаясь на ноги. Чувствовалось, что держится она только на аугментированных мышцах — данные природой давно исчерпали ресурс. Дебора Фукс неразборчиво хмыкнула что-то.
— Погодите, — остановил я ее. — Сейчас самое время…
Я вытащил из рюкзака ласкер и остановился в недоумении. У меня совершенно вылетело из головы, что подключить прибор к интербрейну без помощи аплинка мне тоже не удастся. Что ж, придется действовать по старинке.
Из рукоятки коммуникатора я вытянул оптоволоконную шину с тускло искрящимся разъемом на конце.
— Помогите, — скомандовал я, отдавая Новицкой рюкзак. — Попробую подключить через реальный порт.
Большинство аугментов старается поставить обязательный стандартный разъем где-нибудь поближе к самому интербрейну — желательно под скальпом, чтобы не так заметно. Я поступил проще: все равно, чтобы заправлять аптечку, нужен многоразовый шов. Одним движением я раздвинул края застежки, вогнал оконечник шины в разъем и захлопнул разрез, оставив только узкую щель.
— Сигнал пошел, — пробормотал я, когда диагностика порта сообщила, что периферийное устройство подключено к моей нервной системе.
Ласкер поймал невидимый луч второго коммуникатора почти сразу — у меня ушло больше времени на то, чтобы вызвать на связь Аретку.
Ситуация в городе почти не изменилась. Мне пришлось напомнить себе, что прошло всего сорок минут с той поры, как мы покинули шерифа. Это нам они показались особенно долгой вечностью. Боелюди продолжали прибывать, толпясь под хрустальным куполом станции. Среди колонистов в лагере начиналась паника. Аретку направил уже три отчаянных запроса в Директорат, но ответа не было. Каждые десять минут двери лифта открывались, выпуская еще два мога, но ни единого файла, способного как-то направить действия местной администрации, из центра Шайен не пришло. Оставалось дожидаться прибытия полковника Мейера — впрочем, тогда это перестанет быть моей проблемой.
— Вперед, — скомандовал я, убирая коммуникатор. Отключать его от разъема не стал, пропустив шину под курткой. Острый край ленты натирал шею. — Вперед и вверх.
В узкой трещине, будто в дымоходе, слабый ветерок обретал ураганную силу. Казалось, будто, если подошвы соскользнут или усталая спина не выдержит натуги, я не полечу вниз, раздирая одежду, кожу, мышцы об острые сколы камней, а зависну на воздушной подушке. Но это была лишь иллюзия. Чем выше мы забирались, тем острей я сожалел, что вообще ввязался в эту безумную авантюру. Нет чтобы препоручить дело боелюдям. У них, говорят, есть тактические алгоритмы на любой случай и программы подчинения ирреальности. Я представил себе, как волна, подобная той, что шутя поставила на колени защиту наших интербрейнов, катится в обратном направлении — из переподчиненных камер наблюдения в куполе, от интелтрона к интелтрону, пока не доберется до мозговых наращений агента Ибар. О, сладкие мечты…
Уперевшись лопатками и подошвами в стенки расселины, я раскорячился поудобнее, чтобы сунуть в рот еще кусочек мазурика. В голове звенели колокольчики. Даже усиленная биоконтроллерами эндокринная система не справлялась с поддержанием уровня глюкозы в крови. Проклятые аугменты жрали сахар, точно лошади, оставляя мозговые клетки задыхаться без пищи. В крови накопилось столько лактат-иона, что тошнотворный запах молочной кислоты преследовал меня даже в промороженном до потери вкуса воздухе — она раздражала обонятельные рецепторы изнутри, через капилляры. Дурацкая система — она рассчитана на кратковременные нагрузки, после которых можно отдохнуть, а не на штурм Эвереста. Едва ли не половина организма перешла на кибер-управление; одна за другой подключались резервные системы — водитель сердечного ритма, распределитель кровотока. Ампулы со стимуляторами показывали дно.
Мы вывалились из жерла расселины, точно отрыжка гор, и растеклись по неровному скату. Эта ступенька оказалась сильно скошенной в направлении обрыва.
— Кажется… — Слова давались с неимоверным трудом. — Я немного переоценил свои силы.
— Ничего, — попыталась ободрить меня Новицкая, непослушными пальцами заталкивая в пистолет новую обойму костылей. — Хорошо идём.
Если мы не сбавим темп, то к моменту встречи с Ибаром та перешибет любого из нас плевком. А если сбавим, то не успеем к сроку. Что в лоб…
— Чуть помедленнее, — попросил я, — к-кони.
Новицкая странно покосилась на меня — похоже, эта часть культуры Серебряного века тоже оставалась неизвестна жителям Российской империи.
— Чуть помедленнее, — повторил я. — Остался последний обрыв. И двадцать четыре минуты.
Мы пустили по кругу флягу с водой, разделили остатки мазурика.
— Последний рывок, — выдавила Дебора Фукс, поднимаясь на ноги.
Ощутимо светлело. Уже не требовалось включать ночное зрение, чтобы различить темные полосы в слоистом песчанике, трещины и провалы. Сполохи полярного сияния, еще двумя уступами ниже застившие небо, сгинули под напором холодного, бестеневого спета. Море казалось стальным листом, оно отражалось в небесах, и в череде зеркал терялась линия горизонта. Меня захватила, принуждая вцепиться в камень и замереть, жуткая иллюзия — будто мир встал на ребро и отвесная стена, по которой мы ползем, — на самом деле неровная поверхность планеты, а расплывчато-сизое ничто впереди — на самом деле «сверху». Предупреждающе заморгала еще одна иконка в череде предупреждающих символов. Перегруженный информацией мозг готов был свалиться в фугу.
