Паучий дар - Хардинг Фрэнсис

Поднялся ветер, камыш сухо зашелестел. Неттл услышала, как вдалеке заголосила выпь, словно кто-то дунул в бутылку. «Кто? – гулко вопрошала она. – Кто?» На миг Неттл почудилось, что в шуме ветра она различает другие голоса, другие слова…

– Давай-ка вернемся на озеро, – пробормотала она. – А то тут всякое лезет в голову.

Жители озерной деревни заметно смягчились, когда Келлен сообщил, что хочет помочь жене Плотника. Кажется, их с Милостью все любили.

– Она словно лучик солнца, а он построил почти все дома в нашей деревне, – поделился Дядюшка. – Ужасно, что с ними такое приключилось. Плотник за нее в огонь и в воду.

Когда Неттл принялась расспрашивать местных о Псе, выяснилось, что все считали, будто он – отродье Мари.

– Всё так, всё так, – приговаривала старуха, продолжая размеренно водить точильным камнем по лезвию рогового ножа. – Он-то ни в чем не виноват и старается быть полезным. Нам нужно дерево для хижин и лодок, и он его достает.

– Но как? – спросила Неттл. Она знала, что без особого разрешения в Глубокой Мари рубить деревья запрещено.

– Марь рассказывает ему, где найти деревья, которые повалила гроза. Иногда ему даже позволяют пользоваться топором. Он умеет находить с лесом общий язык.

– То есть… для вас он скорее подспорье, чем источник опасности? – уточнила Неттл, пытаясь переварить услышанное.

Старуха помедлила, потом уклончиво пожала плечами.

– Ты же не станешь выкидывать нож только потому, что об него можно порезаться, – сказала она, бросив взгляд на свежезаточенное лезвие. – Просто научишься правильно с ним обращаться.

– Но Плотник с женой его боялись, так? – с нажимом спросила Неттл.

– Ой, да бедная девочка и не знает, когда надо бояться, – с улыбкой ответила старуха. – Она бы и змее зубы почистила, скажи та, что у нее клыки болят.

Внимание Неттл привлек громкий плеск, раздавшийся позади нее. Она вдруг поняла, что ботинки Келлена и бо́льшая часть его одежды валяются кучей на причале. Сам Келлен прыгнул в озеро – к великой радости детей, которые играли в воде, гладкие и бесстрашные, словно выдры.

– Твоему другу следует поостеречься водорослей, – заметила старуха. – И пиявок.

Келлен тем временем забрался на нижний сук высокого дерева и оживленно болтал с ребятней, которая стояла в воде под ним. Маленькая девочка ткнула пальцем куда-то вверх, и Келлен, к большому недовольству Неттл, стал карабкаться по стволу, одетый только в мокрые подштанники.

– У меня были на то веские причины, – заверил подругу Келлен, когда наконец вернулся на подвесную дорожку.

– Что тебе понадобилось на дереве? – спросила она.

– Оставить отметку о том, как высоко я забрался. – Келлен слегка дрожал, но это не мешало ему широко улыбаться. – Все дети оставляют там отметки. И знаешь, кто забрался выше всех? Девочка, которую все зовут Милостью. Ее отметка вон там, на самом верху.

Неттл запрокинула голову и увидела, о чем он говорит. Получается, Милость карабкалась до тех пор, пока ствол не стал шириной с ладонь и не начал раскачиваться, а ветки не прогнулись под ее весом…

– Все твердят, что она очень добрая и слишком доверчивая, – сказал Келлен. – Но у нее есть и другие качества. Она дружелюбная, смелая и безрассудная. Она готова в одиночку пойти в камышовый лес, чтобы помочь подозрительным беглецам только потому, что ей их жаль.

– Такие люди обычно не бегут от опасности. – Неттл поняла, к чему он клонит.

– Вот именно, – кивнул Келлен. – Тем не менее она перебирается в хижину на отшибе. Тебе не кажется это странным? – Он отбросил с лица волосы, повисшие мокрыми сосульками. – И вот еще что: Милости становится хуже. А не должно, так?

– Не должно, – согласилась Неттл. – Она и встать-то не может, как же ей удается отыскивать камни?

Келлен пытливо посмотрел на нее.

– Неттл, – медленно проговорил он, – среди тех, кого мы сегодня встретили, был человек, при виде которого тебе стало не по себе?

Неттл вздохнула и призналась:

– Да. Безо всякой на то причины… Я подумала, что у меня разыгралось воображение.

– Вот и я так подумал.

– Но если мы правы, что нам делать? – спросила Неттл. Она была уверена, что они говорят об одном и том же человеке. – Ты сможешь снять проклятие?

– Если мне удастся потолковать с Милостью наедине. – Келлен сдвинул брови и вдруг пробормотал более уверенно: – Хотя нет, нужно, чтобы она сама со мной поговорила.

– По-твоему, Плотник подпустит тебя к жене? – спросила Неттл.

– Конечно, не подпустит, – сказал Келлен. – Поэтому нужно улучить момент, когда он выйдет из дома. Надеюсь, долго ждать не придется: времени у Милости осталось немного.

Глава 34

Трещины

Незадолго до заката, когда насекомые уже затянули вечернюю песнь, Келлен с Неттл сидели, пригнувшись, в маленькой белой лодке, скрытой в гуще камышей. До дома Плотника было рукой подать, но все-таки не так близко, чтобы не задеть танцующих кукол.

– Не может же он торчать дома вечно? – пробубнил Келлен. Его одолевало нетерпение.

– Тише! – Неттл вскинула руку.

Со стороны хижины на сваях долетел глухой стук закрывшейся двери, потом скрип деревянных перекладин, прогибающихся под тяжестью человека. Затем послышался плеск потревоженной водной глади. Вот заплясала-застучала одна кукла, за ней другая.

Сквозь заросли камышей Келлен едва смог разглядеть Плотника, который стоял в плоскодонке и толкал лодку вперед при помощи шеста.

Несколько минут Келлен с Неттл сидели неподвижно, пока шелест и плеск окончательно не стихли вдали. Потом они кое-как выпутались из укрытия и направились по узкому каналу к дому. Приближаясь к каждой очередной кукле, Келлен осторожно перереза́л шнурок, чтобы стук не заставил Плотника вернуться.

Быстро привязав лодку к плавучему причалу, они залезли по веревочной лестнице в хижину на сваях.

– Думаю, он скоро вернется, – пробормотала Неттл. – Я посторожу.

«Вот в чем загадка прелести Неттл», – подумал Келлен, ощутив к ней прилив уважения. Сначала она разносит его планы в пух и прах, но, как только они увязают в деле по уши, становится невозмутимой, как гора.

Дверь в хижину была заперта, поэтому Келлен с трудом приоткрыл ставни и ножом разрезал грязную сетку от насекомых. Проскользнув в окно, он с тихим стуком спрыгнул на деревянный пол. В противоположном конце темной комнаты раздался слабый шуршащий стон. В розоватом свете закатного солнца, проникшем сквозь приоткрытые ставни, Келлен с трудом разглядел проклятую женщиной, бесформенной глыбой застывшую в кресле.

– Не бойся! – сказал он, торопливо пряча нож. – Я пришел помочь.

Милость испуганно наблюдала за тем, как он приближается.

– Я уже приходил сегодня, помнишь? – спросил Келлен. – Но только так у нас получится нормально поговорить. Ты можешь шептать? Хоть немного?

Серая челюсть задрожала. Из трещины рта вырвался хриплый вздох – и все. А Келлен так надеялся! Если бы Милость не утратила способность разговаривать, это бы все изменило. Но, кажется, ей и прежде нелегко было делиться сокровенным, а уж теперь… Камни и слова, слова и камни – она глотала их друг за другом, пока не стала гранитно-тяжелой и беспомощной.

– Все хорошо, – прошептал Келлен, уповая на то, что он не ошибся. – Тогда просто слушай.

Он присел на корточки рядом с Милостью и приблизил губы к бугристому серому овалу, который некогда был ее ухом. Набрал полную грудь воздуха и положился на свое чутье.

– Я знаю, – сказал он.

У несчастной перехватило дыхание, и яркие – человеческие! – глаза обратились к нему, сверкая надеждой.

– Знаю, что ты никому не могла о нем рассказать. Тебе бы не поверили. Он нужен жителям деревни, и потому все видят то, что хотят. Он им нравится. Может, ты и сама не хотела верить и убеждала себя, что тебе только кажется. Но ты не ошиблась. Это не любовь. Это одержимость. Он преследует тебя, как лиса преследует зайца. Как прилив следует за луной. Он как ядовитый плющ, оплетающий дерево. Ты ведь никогда не хотела покидать деревню, верно? Не хотела жить на отшибе, вдали от друзей и семьи. Ты согласилась только потому, что боялась. Но не Пса.