Сергей Фомичев - Ренегат
На улице Восстания зарываюсь в аэрофлотовские списки. Пусто. Ни одной знакомой фамилии.
Романов с летёхами возвращается из рейда по подпольным антикварам. Уставшие, злые. Сидим, молчим. Натыкаюсь взглядом на конверт из Египта. Беру, рассматриваю штампы.
— А вы молодец, — говорю Романову. — Даты разобрали.
…
— А вот почтовое отделение упустили. Соняшников в Химках живёт, а здесь центр Москвы.
— Чёрт! — вскакивает Романов.
Один из «пап карлов» хватает справочник и через минуту всё выясняется.
— Институт Археологии Востока.
Я беру пиджак и направляюсь к двери.
— В институт?
— В Нукус.
— 12-Прошлый шашлык благополучно переварился. Но рейс поздний и шашлычная закрыта. Автобусов тоже не видно. Беру частника.
— Куда?
— Курган Старца.
— Полтинник.
— Тридцатник, — возражаю я.
— Сорок, — уступает мужик. — Ночь скоро. За меньше не повезу. Пешком иди.
— За сорок в оба конца.
— А ждать сколько?
— Час не больше. Потом обратно. Успеешь ещё кого-нибудь подцепить.
Мужик мнётся.
— Ладно, поехали.
На входе в усыпальницу решётка. Из саманного домика на шум выходит аксакал с карабином.
— Здорово, отец! — показываю корочки.
— Здаров начальник!
— Приезжал сюда кто-то из этих? — протягиваю пачку фотографий.
Он подсвечивает фонарём и отбирает.
— Этот был. Этот был. Этот был. Эта была.
Старый дурак отобрал всех. И на всех показал, что были. Не догадался я парочку левых портретов в колоду замешать. А так… Жаль. Зря съездил.
— А сменщик у тебя есть?
— Нет, один сторожу. Каждую ночь. Только когда учёные работают, тогда в сторожке сплю.
— И давно все они были? — спрашиваю на всякий случай, уже косясь в сторону «Жигулей».
— Кто как, — отвечает аксакал. — Этот вот (показывает Мохолапова) самым первым появился. Восемь лет назад. Весной, когда газик колесом провалился, и дыру в кургане обнаружили. Я с тех пор и сторожу.
А летом эти понаехали (Соняшников, Даниленко, Васильева, Буртин, Каневский). Эпидиция. Каждое лето кто-то из них приезжал. Чаще молодые.
— И ты, что же, всех помнишь, кто, когда был?
— Да. Всех помню.
— А последним, кто был?
— Молодой. Этот, — показывает на Соняшникова. — Как раз неделю назад.
— Один?
— Один. Взял с вечера ключ и ушёл работать. А я спать.
— Ключ он вернул?
— Нет. Добрый человек не захотел будить. Всё запер и под дверь мне ключ сунул.
Всё-таки пусто. Надежда, что злодей засветился здесь до Соняшникова или после него, растаяла. Видимо, преступник подождал, пока учёный получит ключ, и только тогда проник следом. Ну а там, обезумивший археолог убежал в пустыню. А преступник спокойно всё запер и сунул ключ под дверь. Никаких свидетелей, никаких следов.
— В город поехали, — говорю водителю.
— Как скажешь, начальник.
Всю ночь и весь следующий день брожу по гостиницам, вокзалам, сую карточки в нос служащим и сотрудникам милиции. Пусто. Никто никого не признал. Пора улетать.
— 13-Настроение никакое. Да ещё место в ветхом Ан-24 досталось напротив пропеллера. Очень мне не по себе, когда винт перед носом раскручивается.
Летим.
Стюардесса разносит лимонад и карамельки. Открываю столик, чтобы поставить чашечку и чуть не выливаю на себя липкое пойло.
На столике…
Честно говоря, не помню, что там было нацарапано. Кто кого любит, кто дурак, или дембель какого-то года. Вот ведь, как корова языком слизала из хвалёной моей памяти.
Факты построились как кусочки мяса на шампуре. Возникшая мысль… нет, не мысль — озарение… смущает. Потому что даёт ответ вовсе не на ту задачу, что стоит перед следствием.
Из аэропорта звоню шефу с просьбой посодействовать. Рассказываю о догадке.
— Мы занимаемся мистикой, а не мистификацией. Чуешь разницу?
Молчу.
— Ладно, будет тебе машина. И пограничников предупрежу.
Шеф явно благоволит ко мне. А может, и его достало заниматься чертовщиной.
— 14-Шереметьево-2. С олимпиады прошло всего ничего, а половина лампочек уже не работает. На первом этаже полумрак. На втором посадка на рейс в Анкару. К моему приезду ребята вывернули Мохолапова наизнанку. Но золота не нашли.
Увидев меня, он понимает причины шмона.
— Я арестован?
— Пока задержаны.
Спускаемся. Садимся в чёрную «Волгу». Уже на трассе, возле кафе, прошу водителя остановиться.
— Можете потратить немного денег, — предлагаю Мохолапову.
Он не спорит. Заказывает шашлык. Жилисто-жирный. Никакого сравнения с каракалпакским. Ест и слушает.
— Мне пришло в голову, что все находки байбарского письма сделаны при вашем с Соняшниковым участии. Сперва как студентов, затем аспирантов, наконец, сотрудников института. Все остальные менялись, и только вы двое оказывались неизменно рядом с находками. И заметьте, они прекратились с закрытием темы.
А ваша научное ренегатство и всегдашняя любовь к розыгрышам, как раз и подтолкнули меня на верную мысль. Тем более что вы часто появлялись на раскопках прежде других — готовили хозяйственную часть.
— Не пойму, к чему вы клоните… — отрывается от шашлыка Мохолапов.
— Вы испортили дурацкими каракулями предметы, имеющие историческую и культурную ценность. В количестве четырнадцати наименований. Да ещё две надписи на стенах. Это уголовная статья. Вандализм.
Мохолапов на миг бледнеет. Затем улыбается.
— Профессор Даниленко за такое убил бы. А у вас всего-навсего вандализм. Но, следуя вашей логике, это мог сделать и Андрюха.
— Не мог. Иначе его не удалось бы провести с подложным текстом. Бедняга искренне верил, что близок к разгадке великой тайны.
— Сдаюсь, — улыбается Мохолапов. — Розыгрыш имел место. Не поверите, за пару часов шифр разработал, ну и набил во время практики. Не думал, что поверит кто. Просто пошутить хотел над снобами этими. А они повелись. Я через год ещё раз такую же штуку устроил. Опять все поверили. Ну и втянулся. Вроде как игра такая…
Мохолапов вынимает изо рта жилистый комок и кладёт на салфетку.
— А теперь скажите. Ваши рассуждения касаются только мистификации. Вы же не хотите обвинить меня в краже из института?
— Вы и не совершали кражи. Вы ограбили Соняшникова, а это совсем другая статья. Впрочем, если вернёте золото и согласитесь сотрудничать со следствием, можете сойтись и на мошенничестве.
Игорёк улыбается.
— Могу предположить, как всё вышло… — предлагаю я.
Молчание.
