Майкл Маршалл - Один из нас
367,77 бакса в баре – это много дней.
Я поменял рубашку и вышел из гостиницы.
* * *К тому моменту, как я добрался до Хайуотер-стрит, интерес почти улетучился. Голова слегка кружилась, в ней не было никаких мыслей, словно всю предыдущую ночь я во сне занимался высшей математикой. Сил оставалось только на то, чтобы думать: хорошо бы где-нибудь позавтракать, а потом сесть на автобус и тупо смотреть на солнце, пока он куда-то меня везет.
Но я ничего этого не сделал. Не в моем характере останавливаться на полпути. Я шел по нужной мне улице, которая, к моему удивлению, вела меня все ближе и ближе к деловому центру города. Обычно люди, которые засыпают спамом консоли в дешевых гостиницах, работают из виртуальных офисов, но Хайуотер была широкой улицей, застроенной приличными зданиями. Дом № 135 оказался горой из черного стекла с вращающимися дверьми у подножия. В отличие от многих зданий, мимо которых я только что прошел, в этом отсутствовали стены-экраны, которые без устали превозносили достоинства и успехи работавших здесь людей. Здание многозначительно стояло, не выдавая своих секретов. Я вошел с видом упарившегося, ищущего тенек.
Вестибюль был так же неинформативен и, как и фасад, убран черным. Все выглядело так, будто владельцам по случаю достались излишки черного, и они с удовольствием их использовали. Я шел по мраморному полу к стойке, расположившейся в дальнем конце зала, звук шагов гулко разносился вокруг. За стойкой в круге желтого света сидела женщина и смотрела на меня, подняв брови.
– Чем могу помочь? – спросила она таким тоном, что сразу стало ясно: вряд ли на самом деле собирается.
– Мне сказали, что я должен прийти сюда и назвать свой номер.
Произношение у меня всегда было лучше внешнего вида. Не могу сказать, что лицо женщины осветила улыбка, но она нажала какую-то кнопку и стала смотреть на экран компьютера:
– И ваш номер?..
Я назвал, и она какое-то время просматривала некий список.
– О’кей, – сказала она. – Нашла. У вас есть две возможности: первая – я выплачиваю вам сто семьдесят один доллар тридцать девять центов, и вы уходите без дальнейших выплат; вторая – вы поднимаетесь на правом лифте на тридцать четвертый этаж, и там с вами встретится сам мистер Страттен.
– А откуда взялась сумма сто семьдесят один доллар тридцать девять центов?
– Ваш возможный заработок с вычетом двадцати пяти долларов за обслуживание, разделенный надвое и округленный до целого цента.
– А почему мне заплатят только половину денег?
– Потому что у вас нет контракта. А вот если вы поднимитесь и переговорите с мистером Страттеном, то это, возможно, изменится.
– И в этом случае я получу все триста шестьдесят семь?
– А вы, я вижу, не дурак, – подмигнула она мне.
Лифт был просто роскошный – тонированные зеркала, приглушенный свет, полное отсутствие шума и настоящий уют. В нем пахло деньгами, и деньгами большими. Когда двери открылись, я оказался в коридоре. На стене красовалось название «Снохран»[21], выведенное большими хромированными буквами хорошо продуманного шрифта. Под ними располагался слоган:
КРЕПКИХ СНОВ – КРЕПКОГО ЗДОРОВЬЯ!
Я пошел, куда указывала стрелка, и оказался у очередной стойки. На этот раз у девушки был значок с именем – Сабрина. И ужасно сложная прическа: явно несколько часов в руках додика-стилиста.
Внизу мне показалось, что девушка за стойкой разговаривала снисходительно, но по сравнению с Сабриной она была сама любезность. Последняя вела себя так, будто я какой-то жалкий грызун – явно хуже крысы, так, где-то уровня мерзких кротов. Через тридцать секунд, проведенных с этой девушкой, я почувствовал, как бактерии в желудке презрительно посмеиваются надо мной. Она предложила мне присесть, но я отказался: с одной стороны, чтобы досадить ей, с другой – никогда не сижу в приемных. Вычитал, что это с самого начала ставит в подчиненное положение. Вообще я спец по прохождению собеседований – жаль, что потом все обычно идет прахом.
– Доброе утро, мистер Томпсон. Меня зовут Страттен.
Я повернулся на голос и увидел мужчину с протянутой для приветствия рукой.
У него было мужественное лицо и начинающие седеть виски. Выглядел он как и любой другой мужчина средних лет в приличном костюме, только более… изысканно, что ли. Создавалось впечатление, что он – окончательная версия человеческого существа, а не тестовая, что обычно встречаются. Рука была сухой и теплой, как и улыбка.
Меня провели в небольшую комнату в стороне от главного коридора. Страттен сел за стол, а я приземлился на свободный стул.
– Итак? – спросил я, стараясь казаться расслабленным. Что-то в сидящем напротив человеке сильно меня нервировало. Я никак не мог определить акцент. Скорее всего, Восточное побережье, но сильно сглаженный, усредненный – как будто актер пытается скрыть свое прошлое.
– Взгляните, может быть, что-то покажется вам знакомым, – сказал он, наклонившись вперед и повернув консоль ко мне. Та защелкала, зажужжала, появилась надпись: PR/ [email protected]/5/2016.
Экран потемнел, потом появился коридор. Камера – если только это была камера – двигалась по нему, вдоль изжелта-зеленых стен. Слева начинался еще один коридор. Камера повернула туда и показала, что он ничем не отличается от предыдущего. Теперь она двигалась чуть быстрее и через какое-то время опять повернула, обнаружив еще один абсолютно идентичный коридор. Похоже, ни в коридорах, ни в поворотах недостатка там не было. Редкие потертости и дефекты на оливковых стенах слегка разбавляли общую монотонность, но коридоры казались бесконечными.
Через пять минут я поднял глаза и увидел, что Страттен внимательно наблюдает за мной. Я отрицательно покачал головой. Мужчина что-то записал на листке бумаги, а потом быстро напечатал на клавиатуре консоли.
– Не слишком впечатляет, – произнес он. – Видно, у донора проблемы с воображением. И потом, когда наблюдаешь только за картинкой, многое теряется. Попробуйте вот это.
Изображение на экране изменилось. Появилась пара рук, которые держали кусок воды. Я понимаю, «кусок воды» – выражение бессмысленное, но именно так все и выглядело. Руки нервно гладили жидкость, в динамиках послышался спокойный мужской голос.
– Ну, не знаю, – произнес он с сомнением. – Около пяти? Или шесть с половиной?
Руки положили воду на полку и взяли следующий кусок. Этот был поменьше. Голос на минуту запнулся, а потом произнес с гораздо большей уверенностью:
– Точно два. Максимум два и одна треть.
Руки положили второй кусок на первый. Куски воды не слились, а остались каждый сам по себе.
Одна из рук исчезла с экрана, раздался звук, похожий на легкий металлический скрип. Именно в этот момент я стал о чем-то догадываться.
– Теплее? – заметил Страттен.
– Может быть, – ответил я, нагибаясь поближе к консоли.
Угол обзора слегка изменился, и теперь я увидел потрепанный шкаф для документов. Один ящик был открыт, и руки осторожно доставали из него куски воды – теперь я видел, что куски аккуратно сложены в стопки по размерам, – и перекладывали на другие полки. Время от времени обладатель голоса ругался себе под нос, брал какой-нибудь кусок и возвращал его в стопку, хотя не обязательно в ту, из которой вынул. Руки двигались все быстрее и быстрее – клали воду, вынимали воду, а человек низким голосом называл разные цифры.
Я смотрел на экран и настолько погрузился в разворачивающееся на нем действо, что совершенно не обращал внимания на окружающую действительность. Совсем забыл о Страттене, и когда заговорил, обращался скорее к себе самому:
– У каждого куска воды своя ценность, не связанная с размером. Где-то между единицей и двадцатью семью. Куски, находящиеся в ящиках, должны иметь одинаковую общую ценность, однако никто не сказал ему, как определить ценность отдельного куска.
Экран почернел, и я увидел лицо Страттена, который, улыбаясь, смотрел на меня.
– Значит, вы помните… – сказал он.
– Это сон, который я видел перед тем, как проснуться сегодня утром. Какого черта, что здесь происходит?
– Прошлой ночью мы позволили себе некую вольность, – пояснил Страттен. – У нас определенные договоренности с владельцем гостиницы, в которой вы остановились. Мы субсидируем его расходы и ставим в комнатах наши консоли.
– Зачем? – спросил я и, машинально опустив руку в карман, достал сигарету. Вместо того чтобы закричать на меня или вышвырнуть вон из комнаты, Страттен просто открыл ящик и протянул мне пепельницу.
– Мы постоянно ищем новых людей. Людей, которым нужны деньги и которых не слишком волнует происхождение финансов. И поняли, что поиск в гостиницах – наилучший способ.
– Отлично, считайте, что вы меня нашли. И что из этого?
– Хочу предложить вам работу в качестве снохрана.
– Тогда вам лучше объяснить, что это.
