Юрий Леж - Перевертыш
— И не дергайтесь, — предупредил Октябрьский, хотя никто из парламентеров и не думал сопротивляться такому решению. — Вот, кивну товарищу, и вообще из всех решето будет…
Прошин, услышав, о чем идет речь, бодро тряхнул пулеметом и состроил зловещее выражение лица.
— Так, остающиеся — отойти в угол! — решил оживить представление своим участием не только в качестве переводной машины капитан Мишин. — Остальные — внимание! Кругом! На выход шагом — марш!
Как послушные марионетки, говорливый ирландец, будущий юрист, и девица в короткой юбочке отошли в сторонку, а двинувшуюся на выход тройку встретили патрульные, приведшие их сюда.
— Этих — на улицу, и что б без чепэ там, — пригрозил Октябрьский, — до своих должны дойти нормально, без следов насилия на лице…
Дверь гулко захлопнулась, и все заметили, как испуганно вздрогнула оставшаяся девица.
— Что с нами будет? — обреченно поинтересовался будущий юрист.
— В самом деле, Егор Алексеевич, зачем они вам нужны? — спросил оживившийся комендант.
— Да ни за чем, — засмеялся Октябрьский. — Минут через пятнадцать выведите их через парк на другую сторону от площади и отпустите, пусть рассказывают про «загадочную русскую душу», только — товарищ капитан, не переводите этого. Пусть помучаются неизвестностью, это в молодые годы полезно.
— И в самом деле, Георг, у вас загадочная душа, — вздохнула Марта, перебираясь из укромного уголка поближе к столу и принимаясь наводить на нем порядок.
Мнимых заложников увели конвоиры под строгое указание от Октябрьского отпустить подальше от площади и не ранее, чем через пятнадцать минут.
Марта, с помощью быстро переодевшихся Пана и Успенского, заканчивала наводить немецкий порядок на импровизированной сценической площадке, Прошин вернул «прокатный» пулемет караульным, а комендант, не знающий, чем же теперь ему заняться, робко спросил у московского гостя:
— Что же мы будем делать?
— Думаю, что надо бы перекусить, — невозмутимо предложил Октябрьский. — У нас завтрак, совмещенный с обедом, был уже давно, на пороге ужин, почему бы не воспользоваться ситуацией?
— А я хотел узнать о том… — комендант набрался смелости: — Вы правда отдадите приказ бомбить жилые кварталы?
— И раздумывать не буду, — кивнул Октябрьский. — Если сейчас не научить этих… студентов, что каждая их выходка будет оплачиваться кровью стократно, то они никогда не поймут простого слова «дисциплина». Но — думаю, что в этот раз обойдется без крайних мер.
— Ну, дай-то бог, — произнес комендант и опять занес руку для крестного знамения.
— Не сглазьте, товарищ полковник, — засмеялся Егор Алексеевич.
…Через полчаса они уже собирались садиться за стол, накрытый простым, но так вкусно пахнущим ужином из столовой, когда над городом загудели моторы. Десятки прославленных уже не только на западном фронте, но и здесь, за океаном, штурмовиков волнами заходили на городские кварталы. Вот только приказа на боевую атаку у них не было.
Но этого не знал никто из бывших уже смутьянов. Они разбегались и прятались по подвалам и убежищам, подготовленным в преддверии войны, со скоростью тараканов, застигнутых на кухне внезапным включением света. Площадь перед бывшим губернаторским дворцом, и так уже полупустая, очистилась за считанные минуты. Правда, потом на ней и близлежащих улицах нашли около десятка затоптанных трупов; молодые люди, спасая свои жизни, не задумывались о чужих…
Ошеломленный таким простым и действенным решением полковник Сизовцев на какое время просто замер в прострации над жестяной миской с гречневой кашей, размышляя, каким же авторитетом надо обладать, что бы заставить командующего одиннадцатой воздушной армией «потренировать» своих пилотов в штурмовке городских кварталов…
* * *За последние дни столько неожиданных и ярких событий обрушились на голову Пана, что он даже не мог выделить среди них наиболее запоминающееся. Ночной визит в город, стрельба по мотоциклисту и мимолетное знакомство со странной мулаткой? Первый в жизни настоящий бой, показавшийся по началу не страшнее учебного? Ужасающая бойня в подвале бывшего губернаторского дворца и знакомство с таинственным, как граф Монте-Кристо, и, казалось, всемогущим, как сказочный джин, московским гостем? Предрассветная лёжка на гребне обрыва, и выстрелы у домика на берегу океана? Первый в голову, незамеченным тем подобием человека, что жило там, второй — в поясницу — смертельный или просто выключающий? И — фантастический сумасбродный маскарад перед несчастными парламентерами разбуянившихся студентов, когда его попросили сыграть капитана летчиков?
На фоне этих стремительно разворачивающихся событий померкло даже какое-то скорое сближение со взводным старшим сержантом Успенским, и почти дружеские отношения с особистом батальона капитаном Мишиным. Впрочем, Пану казалось, что уже совсем скоро это будет уже не так важно в его жизни, как, скажем, та же мистическая, загадочная связь с до сих пор пребывающей то ли в коме, то ли в шоке мулаткой.
Несколько раз, в основном уже почти засыпая, Пан задавал себе вопрос, кто же такая эта мулатка, почему ею заинтересовались аж в Москве, да не просто заинтересовались, а прислали человека с огромными полномочиями, что бы изъять её из особого отдела шестого штурмового. И кто мог осмелиться противостоять такому человеку, как Октябрьский, выкрадывая девушку из набитой охраной и надсмотрщиками подвальной тюрьмы губернаторского дворца? И почему капитан Мишин так обрадовался пришедшему на ум Пана слову «робот»?
Обычно все эти размышления не заканчивались никакими выводами, их и в иное-то время сделать было бы очень трудно, а уж тем более — перед сном, на странной границе между бодрствованием и погружением в забытье… Наверное, поэтому Пану снились такие сны…
…В тесной и уютной комнате горели свечи, что-то бормотал на чужом языке старенький магнитофон в углу, совсем не мешая разговаривать между собой собравшимся юношам и девушкам. Кто-то обсуждал последний экзамен и жаловался на зверства преподавателя, задающего кучу дополнительных, совсем не нужных на его взгляд, вопросов, кто-то обсуждал новости спорта, нахваливая успехи хоккеистов и с легким презрением советуя учиться у них остальным спортсменам, футболистам в первую голову, кто-то, звякая горлышком о стаканы, разливал из огромной бутылки темного стекла подозрительный фруктовый сок, разбавленный один к двадцати спиртом и называемый почему-то «портвейн». Хозяйка дома, худенькая, курносая Леночка, в юбчонке, с трудом прикрывающей трусики, в полупрозрачной блузке, через которую отлично различался её кружевной бюстгальтер, что-то прибирала со стола, то ли готовя новую смену незатейливых студенческих блюд, то ли собираясь попросить гостей на выход…
