Дрянь с историей (СИ) - Кузнецова Дарья Андреевна
— Это была плохая идея! — выдохнул Яков, когда они с Евой остались вдвоём.
Калинина задумчиво присела за рабочий стол декана, раздражённо теребя браслет-пропуск, который остался у неё один после снятия артефакта, её коллега — устроился напротив. Оба не знали, что дальше делать, и терзались тяжёлыми предчувствиями. Да и странно было обойтись без них в нынешней ситуации.
— Можно подумать, он кого-то послушает! — поморщилась Ева. — Извини, что я про тебя рассказала. Не хотелось верить в твою виновность, но ты был слишком подозрителен.
— Ты правильно сделала, — после нескольких секунд молчания ответил Стоцкий. — Если у нас под носом действительно убивали студентов… Я до сих пор не могу поверить! Медведков сложный человек, но такое… Беда у меня с авторитетами! — нервно усмехнулся он.
— Да уж, не повезло, — отозвалась Ева. — Сначала Градин, теперь вот…
— Мне иногда кажется, что это Та Сторона влияет на тех, кто долго и много с ней общается, — рассеянно заметил он.
— Глупости! — Калинина недовольно скривилась. — На них повлияло чувство собственной исключительности и уверенность, что цель оправдывает средства. Такое не только с потусторонниками случается.
— Да, ты права… Хотя тебе, наверное, тяжелей? — спросил он осторожно. — Отец, муж…
— Не знаю. Для меня отец умер вместе с матерью, а Антон… Гореть ему в аду.
— Ева, я хотел сказать и всё не решался, — через некоторое время опять нарушил тишину Стоцкий. — То есть я думал, что часть работ, которые дал мне профессор, наверное, стоило бы отдать тебе. Всё же по закону они твои…
— По закону они должны отправиться вслед за создателями! — Ева раздражённо тряхнула головой.
— Нет, там нет ничего такого, — заверил Яков. — Можешь не верить, но я правда не знал о тех его экспериментах, которые… В общем, незаконных. У меня в основном работы его и двух его учеников, включая твоего мужа, связанные с безобидными исследованиями природы Той Стороны. Феномен контактёров и их постоянной связи с отдельными персоналиями на Той Стороне, возможность перемещения через грань. Практики очень мало, по большей части теория. Я теперь занимаюсь совсем другим, но там могут быть рациональные зёрна, обидно, если они сгинут.
— Думаю, те, кто стоит за Дряниным, найдут им лучшее применение. Я вообще не занимаюсь исследованиями, это не моё.
— Но ты же вроде бы говорила… — удивился он.
— Я пытаюсь решить одну личную… Стоп! Погоди. У тебя есть лабораторные дневники Ямнова⁈ — наконец сообразила она и подалась вперёд. — А там нет ничего про создание связи между живыми людьми? Что-то из разряда доказательств загробной природы Той Стороны?
— Вроде было, — нахмурился Яков. — Меня это никогда не интересовало, но что-то такое точно попадалось, я ещё удивился, с чего бы… А зачем тебе этот ритуал?
— Потому что Ямнов провёл его надо мной, и связь появилась, — скривилась Ева. На мгновение кольнуло сомнение, стоит ли доверять Стоцкому, но она предпочла приструнить свою подозрительность. Глупо не воспользоваться помощью специалиста, если они оказались вместе замешаны в ещё более мутной истории. — Чёрт знает, как всё это работает, я так и не смогла разобраться, но Та Сторона тянет из меня силы, а я — тяну из окружающих.
Краткое объяснение заняло немного времени, а у Якова от любопытства заблестели глаза, даже нынешние нервные обстоятельства как будто потускнели и отступили на второй план.
— Подумать только! — подытожил он. — Но я догадываюсь, как можно обнаружить эту связь и какова её суть. И если я прав, ты подошла к решению проблемы не с той стороны.
— Объясни, — подобралась Ева.
Если о природе Той Стороны и её сущности споры не утихали, то в структуре грани виделось гораздо меньше противоречий. Она переменчива в пространстве и гораздо меньше — во времени, и большинство исследователей представляли её чем-то вроде неоднородной вязкой плёнки с отдельными дырами, через которые могло просачиваться что-то оттуда, а что именно — определялось размером и конфигурацией «дырки».
Ямнов при жизни, среди прочего, занимался исследованием типов этих прорех и их искусственным созданием, и одним из направлений его работы была разработка подвижных порталов, которые можно было бы привязать к объекту и переносить с места на место. Изначально он исследовал это для создания компактных заменителей ритуальных схем — всегда громоздких и требующих длительного времени для создания. А ещё он очень увлекался идеей бессмертия и поиском способа не отпустить кого-то на Ту Сторону, а не только вернуть, как профессор. То ли просто так, то ли подозревал, что когда-нибудь их с Градиным эксперименты плохо закончатся.
Почти всё это Ева знала, а вот вывод Стоцкого оказался неожиданным. По его теории, никакой связи с загробным миром и покойным мужем не возникло, а появилась подвижная неоднородность, привязанная к Калининой. И силу из Евы тянула не Та Сторона, а необходимость таскать эту дыру с собой и постоянно тревожить грань, на что, естественно, требовалась энергия.
— Я не очень внимательно изучил тот ритуал, надо будет посмотреть, но это очень похоже на правду, — подытожил Яков.
— Похоже, — согласилась Ева, пытаясь сообразить, а что она, в таком случае, сделала с собой и с этой связью, проведя злополучный ритуал с Сефом? — Это похоже на Ямнова. Он любил простые решения. Только слишком верил в теорию профессора о том, что на Той Стороне можно отыскать души умерших.
— А ты не разделяешь этой теории?
— Я думаю, если что-то прошло через грань, оно уже слишком сильно изменилось и не может вернуться обратно в исходном виде. Даже если души действительно уходят туда… Да где же это подкрепление! — тяжело вздохнула она, перескочив на то, что сейчас волновало гораздо сильнее, чем собственная судьба. Беспокойство только крепло с каждой минутой, пока Серафим пропадал в подземельях. — Ты же бывал там, на что похожи эти подвалы?
— Сложно сказать, они очень разные, — протянул Яков. — У меня такое ощущение, что входы в них постоянные, может быть какие-то куски коридоров, а всё остальное — своё для каждого, причём ещё и разное в каждый момент времени.
— Но Медведков же как-то там ориентируется!
— Наверное, если понять принцип, это возможно. Мне сейчас кажется, он действительно его в какой-то момент понял — и не стал публиковать окончательный итог работ, чтобы ни с кем не делиться. Я вспоминаю, у него же достаточно много работ, но нет ни одной системной, итоговой, а для такого учёного с таким опытом это странно, он всегда подводил итоги. Жаль, я давно забросил эту тему…
— Почему?
— Понял, что мне неинтересно.
— Вот так просто?
— Не совсем. Я понял, что мне интересны не подземелья и их суть как таковые, а победа над собственным страхом. Я совсем не храбрец, и каждый спуск туда, даже недалеко, каждое прикосновение к ним — это было отдельное испытание, проверка себя на прочность. Это не очень хорошая почва для исследований. Тем более, как только я это понял, всякий интерес пропал. А жаль. Может, следи я внимательнее за последними работами Медведкова по теме, сейчас это помогло бы…
— Нельзя уследить за всем, — философски пробормотала Ева, хотя ей тоже было жаль, и вскинулась на движение в дверном проёме. Только это оказалась не ожидаемая подмога, а нечто новое.
В кабинет без спешки, привычно прихрамывая, шагнул Смотритель, молча подошёл к открытой двери в катакомбы и замер возле неё, словно прислушиваясь к чему-то, а следом за ним шагнул прыщавый историк, которого Ева встречала в библиотеке, и замер посреди кабинета, одной рукой прижимая к себе неряшливую стопку журналов и книг, а в другой — сжимая какой-то исчерканный листок.
— Где Д-дрянин? — выпалил он требовательно, обведя взглядом присутствующих.
— А вам какое дело? — нахмурилась Ева.
— В п-подземелья ушёл? — и без неё сообразил парень, заметив проход, возле которого остановился Смотритель, и тихо ругнулся себе под нос. — Не усп-пел немного…
