Джаспер Ффорде - Апокалипсис Нонетот, или Первый среди сиквелов
И, не говоря больше ни слова, он вылетел с заседания, сопровождаемый по пятам Барксдейлом, Бакстером и всеми остальными, каждый из которых цокал языком и качал головой в тошнотворной демонстрации вдохновенного подхалимажа. Не присоединился к ним только сенатор Красавчик. Он покачал на меня головой в смысле «скорее ты, чем я» и затрусил наружу.
Мы остались в тишине, не считая Читометра, зловеще упавшего еще на тридцать шесть пунктов.
— Пассаж про «смысловую флуктуацию» был по-настоящему хорош, — сказала я Четверг-5, когда мы снова оказались в лифте.
— Ничего особенного, правда.
— Ничего? — эхом откликнулась я. — Не прибедняйся. Возможно, ты только что предотвратила межжанровую войну.
— Время покажет. Я хотела спросить… Вы говорили, что вы ПБЗС. Что это значит?
— Это значит, что я последний бастион здравого смысла в Совете. Поскольку я с Той Стороны, то больше склонна к независимому мышлению, нежели в целом предопределенное Книгомирье. Ничего не происходит без моего знания или комментария.
— Должно быть, за это вас иногда не любят.
— Нет, — ответила я, — за это меня не любят все время.
Мы спустились обратно в контору беллетриции, где я официально вручила свой бедж Брэдшоу, который бесстрастно принял его у меня и вернулся к работе. Я уныло поплелась к своему столу, где меня с нетерпением ждала Четверг-5. Стажировка ее кончилась, и я знала, что она жаждет хоть какой-то определенности.
— Я могу дать три рекомендации, — начала я, опускаясь на стул. — Первое: отправить тебя на дальнейшее обучение. Второе: вернуть тебя на базовый курс. И третье: ты полностью оставляешь службу.
Я взглянула на нее через стол и увидела самое себя. Так я обычно смотрела в зеркало, и ответный взгляд приводил в замешательство. Но следовало проявить твердость и принять решение на основе того, как она справилась с заданиями, и общей пригодности.
— Тебя едва не сожрал граммазит, и ты позволила бы Минотавру убить меня, — начала я, — но, с положительной стороны, ты додумалась до объяснения про смысловую флуктуацию, а это дорогого стоит.
На миг в ней вспыхнула надежда.
— Однако я должна принять во внимание и обдумать все моменты без предубеждения — в твою ли пользу или наоборот. Эпизод с Минотавром — слишком важный промах, чтобы его проигнорировать, и как бы мне ни нравились твои слегка эксцентричные повадки, извини, но я рекомендую тебе не поступать в беллетрицию, ни сейчас, ни в будущем.
Она молчала, и вид у нее был такой, словно она сейчас заплачет, что она и сделала пару секунд спустя. Из нее мог бы получиться приличный агент, но слишком велик был риск, что она даст себя убить. И меня-то в процессе выполнения экзаменационной задачи едва не прикончила кучка эмоциональных наркоманов в «Тень, пастуший пес». Четверг-5 в подобной ситуации не выжила бы, а я не собиралась брать это на свою совесть. Она была не просто версией меня, она была в чем-то ближе мне, чем родные, и я не хотела, чтобы с ней что-то случилось.
— Я понимаю, — выдавила она между всхлипами, промакивая нос кружевным платочком.
Она поблагодарила меня за потраченное время, извинилась еще раз за Минотавра, положила свой жетон мне на стол и исчезла в свою книгу. Я откинулась на спинку стула и вздохнула. Увольнение обеих Четверг далось мне нелегко. Я хотела домой, но на пустой желудок прыжок через границу вымысла и реальности мог оказаться мне не по зубам — энергии не хватило бы. Я взглянула на часы. Стрелка еще только подбиралась к четырем, а в это время агенты беллетриции любили пить чай. А чтобы попить чаю, они, как правило, отправлялись в лучшие чайные Книгомирья — или куда угодно, коли на то пошло.
Глава 25
«Парагон»
В жизни есть три вещи, благодаря которым даже самые худшие проблемы кажутся чуточку легче. Первая из них — чашка чая: крупнолистовой ассам с ноткой лапсанга и налитый до того, как слишком сильно потемнеет, а потом чуть-чуть молока и крошечную толику сахара. Успокаивающий, утешающий и почти несравненный. Второе, естественно, отмокнуть в горячей ванне. Третье — Пуччини. В ванне с чашкой горячего чая и Пуччини… Блаженство.
Лучшая чайная 1920-х годов называлась «Парагон» и располагалась в безопасной и неприметной фоновой ткани «Летней молнии» Вудхауса. Слева и справа от резных деревянных дверей помещались стеклянные витрины, где были выставлены самые роскошные домашние пирожные и печенье. За ними находились правильные чайные комнаты, с кабинками и столами из темного дерева, безупречно сочетавшимися со стеновыми панелями. Сами стены были украшены лепными рельефами с изображением персонажей греческой мифологии, упражняющихся в верховой езде и атлетическом мастерстве. Позади находились две дополнительные частные чайные комнаты, одна — светлого дерева, а вторая — отделанная изящной резьбой самого милого свойства. Излишне говорить, что здесь обитали наиболее многочисленные персонажи произведений Вудхауса. То есть чайная была полна болтливых и самоуверенных тетушек.
За столиком, который мы обычно резервировали для себя на чай с пирожными в три тридцать пополудни, сидели два агента беллетриции. Первый был высок и облачен в угольно-черный сюртук с высоким воротником, наглухо застегнутым доверху. У него было бледное лицо, высокие скулы и маленькая, очень аккуратная эспаньолка. Он сидел, скрестив руки на груди и озирая всех прочих посетителей чайной с надменным высокомерием, повелительно вскинув брови. Это и впрямь был тиран из тиранов, безжалостный вождь, истребивший миллиарды в бесконечном и слабо мотивированном стремлении к безусловному подчинению всех живых существ в известной Галактике. Вторая, разумеется, была шестифутовая ежиха, облаченная во множество нижних юбок, передник и чепец, с плетеной корзинкой предназначенного в стирку белья. Ни до, ни после не складывалось более знаменитого альянса в беллетриции — то были миссис Ухти-Тухти и император Зарк. Ежиха происходила из книг Беатрис Поттер, а император — из низкопробного научно-фантастического сериала.
— Добрый день, Четверг, — нараспев произнес император при виде меня, и на его надменном лице попыталась мелькнуть улыбка.
— Привет, император. Как нынче дела в галактическом доминировании?
— Тяжкая работа, — ответил он со вздохом. — Честно говоря, я из прихоти вторгаюсь в мирные цивилизации, разрушаю их города и вообще устраиваю гору неприятностей, а они потом абсолютно ни с того ни с сего ополчаются на меня.
— Как безрассудно с их стороны, — заметила я, подмигивая миссис Ухти-Тухти.
