Песах Амнуэль - Салат из креветок с убийством
— Только, Бога ради, не посылайте меня в командировку! — взмолился Беркович. — Сейчас это просто невозможно!
— Да-да, — сказал Хутиэли. — У Арончика вирус, Наташа без тебя, как без рук. Хорошо. Дело официально ведет инспектор Соломон — если будет нужно, пошлю его.
— Он же ни слова по-русски…
— Почему? “Хорошо”, “спасибо” — вполне достаточно. Отправляйся домой, Борис, ты ведь сейчас упадешь и заснешь на полу.
— Хорошо, — сказал Беркович. — Спасибо.
ГАДАНИЕ НА КОФЕЙНОЙ ГУЩЕ— Я никогда не верил этим шарлатанам, — сказал Хутиэли, войдя в кабинет своего коллеги Берковича, чтобы пожелать ему доброго утра и счастливого праздника, поскольку приближалась Ханука, в Управлении царила праздничная атмосфера, и даже вечно недовольные патрульные выезжали на дежурство, распевая песни или рассказывая напарникам анекдоты.
— Я тоже, — механически отозвался Беркович, перебирая скопившиеся на столе бумаги. Потом спросил, подняв голову:
— Шарлатаны? О каких шарлатанах вы говорите?
— Ты не в курсе? — удивился Хутиэли. — С утра об этом рассуждают все, даже уборщицы, которые плохо знают иврит и не поняли в произошедшем ни слова.
— Не в курсе чего? — нетерпеливо спросил Беркович. — Я два дня не был на работе и еще ни с кем не разговаривал, да и вообще, вы же знаете, я не очень люблю чесать языком.
— Вот потому-то, — назидательно произнес Хутиэли, — я и пришел к тебе — мне известен твой характер, а майор воображает, что ты узнаешь о деле Ханы Бирман, пройдя один раз по коридору, так что ему не придется рассказывать, как все было на самом деле.
— А как же все было на самом деле? — заинтересованно спросил Беркович, оставив в покое бумаги.
— Рассказываю, — кивнул Хутиэли. — Шарлатаны, о которых я говорю, — это гадатели всякого рода, которых у нас развелось больше, чем адвокатов. Гадают по картам, звездам, ушам, ногам и, конечно, по кофейной гуще. Все это чепуха, но находятся дураки, которые верят, так что без денег эти господа не сидят. В отличие от пенсионеров, которые из-за забастовки… Ладно, — оборвал себя Хутиэли, — это уже другая тема.
— На улице Ахимеир, дом семнадцать, — продолжал он, — живет и принимает посетителей гадательница по кофейной гуще Тереза Гидельман, репатриантка из Аргентины, в стране четыре с половиной года. Вчера вскоре после полудня к ней на прием пришла Хана Бирман, жена квартирного маклера. Пришла не одна — с другом. Хотела, как водится, узнать свою судьбу, поскольку, как она откровенно призналась гадалке, у нее есть любовник, тот самый, с кем она явилась на сеанс, но муж, кажется, догадался или даже точно узнал о существовании соперника, а человек он крутой, даже жестокий… В общем, Хана опасалась за себя и хотела знать, что ее ждет в будущем.
— Гадалка, конечно, ее успокоила… — пробормотал Беркович.
— Почему ты так решил? — подозрительно спросил Хутиэли.
— Гадалки всегда всех успокаивают, — пожал плечами Беркович. — Иначе кто бы к ним ходил?
— Не знаю, — раздраженно сказал Хутиэли. — Хане она предсказала, что ее ждут нелегкие времена, и ей нужно опасаться за свою жизнь, потому что на дне чашки она, мол, увидела фигуру человека с ножом. Видимо, любовник Ханы гадалке не понравился.
— Ну-ну, — хмыкнул Беркович. — Бедная Хана! Могу себе представить ее состояние. Вернувшись домой, она, наверно, со страха во всем призналась мужу.
— Ты уже слышал об этой истории? — нахмурился Хутиэли.
— Нет-нет, — поспешно сказал Беркович. — Просто мне показалось разумным именно такое поведение…
— Разумным? — протянул Хутиэли. — Знал бы ты мужа Ханы, то считал бы иначе. Да, Хана ему все рассказала. Правда, не сразу — сразу все-таки не решилась. Но на другое утро после завтрака собралась с духом и поведала о своих похождениях. Муж — его зовут Йоси — устроил скандал. Соседи услышали вопли из квартиры Бирманов и вызвали полицию. Когда приехал сержант Полоцки, все было кончено.
— Вот как? — просиял Беркович. — Супруги помирились?
— Помирились? Как бы не так! Войдя в квартиру, сержант обнаружил на полу в салоне еще теплый труп Ханы, а взбешенный муж стоял над телом жены и повторял, как заведенный, что он сам бы ее убил, но она умерла раньше, чем он успел до нее дотронуться.
— И что? — заинтересованно спросил Беркович. — На теле действительно нет следов насилия?
— Ни малейших, — буркнул Хутиэли.
— Когда вскрытие?
— Уже сделали, — сказал Хутиэли. — Вижу, ты действительно два дня не был на работе…
— Я же говорю! Значит, Хану, как я понимаю, отравили?
Хутиэли встал со стула и наклонился к Берковичу через стол.
— Послушай, Борис, — сказал он, — не нужно смеяться над коллегой. Если ты уже слышал от кого-нибудь…
— Пожалуйста! — Беркович умоляюще поднял руки над головой. — Вы знаете, как я к вам отношусь. Я никогда не позволил бы себе шутить над вами.
— Но ты знал, что Хана отравлена!
— Ничего я не знал, я только догадался.
— Да? Каким образом?
— Элементарно, Ватсон, — пробормотал Беркович. — Муж предполагал, что жена изменяет, но не имел доказательств. Жена сама признается в своем грехе. Через несколько минут ее находят мертвой. Следов насилия нет — муж наверняка не идиот, не стал бы он убивать жену таким образом, чтобы тут же всем стало ясно, кто убийца.
— Почему? Десятки мужей убивают жен…
— И тут же признаются, знаю! Но это дело не такое, верно? Если бы Йоси убил жену, то сидел бы за решеткой, в Управлении никто об этом деле уже бы и не вспоминал, мало ли таких? А если со вчерашнего дня разговоры не утихают, значит…
— Ты прав, как всегда, — сказал Хутиэли, усаживаясь на стул, но продолжая смотреть на коллегу с плохо скрываемым подозрением. — Если ты такой догадливый, то скажи, ради Бога, чем была отравлена Хана!
— Это тоже понятно, — пожал плечами Беркович. — Только что женщина была здорова и говорила с мужем. Потом крики, то есть стресс, женщина падает замертво. Так?
— Так, — кивнул Хутиэли.
— Значит, — задумчиво произнес Беркович, — если речь идет о яде, то он должен быть из тех, что приводят к внезапному спазму сердечной мышцы. Именно такие симптомы — остановка сердца на фоне стрессовой ситуации. Если бы не скандал с мужем, женщина все равно умерла бы, но произошло бы это позже, а насколько позже — зависит от концентрации яда и конкретного состава. Если поговорить с Роном…
— Говорил, — кивнул Хутиэли. — Яд именно такой. Действует в течение суток — может через два часа, может через двадцать, все зависит, как ты верно заметил, от эмоционального состояния жертвы. Это не морфий и не цианид. Поражается сердечная мышца, и тут, если человек волнуется…
