Дин Кунц - Самый темный вечер в году
Кружа по прекрасно обставленному люксу, Билли посасывал через трубочку крепленое коньяком шампанское, но настроение у него после того, как стакан опустел, не улучшилось.
Поскольку назавтра Билли встречался с Харроу, он не мог позволить себе ни второй, ни третий стакан такого коктейля.
В его распоряжении оставалось только одно средство, помогающее обрести душевный покой: оружие во втором чемодане. Там было кое-что новенькое, подарки, которые Билли сделал себе сам. Другие мужчины оттягивались в гольф-клубах, но Билли гольф не любил.
Он вернулся в спальню и положил чемодан на кровать. Маленьким ключиком, который всегда носил с собой, открыл замки.
Когда откинул крышку, увидел, что пистолет и аксессуары лежат в левой половине, куда он их и укладывал.
В его теперешнем настроении Билли бы не удивился, если бы всегда надежный «ФедЭкс» перепутал его чемодан с точно таким же, принадлежащим какому-нибудь дантисту или коммивояжеру, которые очень бы удивились, став обладателями целого арсенала.
Правую половину тоже занимало оружие, более серьезное в сравнении с пистолетом, но его прикрывала стопка бумаг. Сверху лежал карандашный рисунок Маккарти, тот самый, на котором архитектор изобразил золотистого ретривера.
Билли не помнил, как выбежал из спальни, но в гостиной горлышко бутылки выбивало дробь по краю стакана, когда он наливал шампанское.
Ему потребовалось десять минут, чтобы принять решение: он должен вернуться в спальню и осмотреть рисунки… которые, черт побери, он пропустил через бумагорезальную машину в кабинете Маккарти, а затем положил в мешок, сгоревший в печи для кремации похоронного бюро.
Если рисунки могли пережить кремацию и оказаться в его чемодане, он мог с большой степенью вероятности предполагать, что Ганни Шлосс, со всаженными в него десятью пулями и сожженный в другой печи для кремации, может поприветствовать Билли в ванной, когда тот пойдет туда отлить.
Он с опаской приблизился к открытому чемодану… и обнаружил, что стопка бумаг — не листы, вырванные из альбома Маккарти, а страницы ежемесячника, выпускаемого для охотников, любителей спортивной пулевой стрельбы и вообще знатоков оружия. Тремя днями раньше он сам положил эту газету в чемодан.
А нынче разыгравшееся воображение вдруг припало газету за рисунок Маккарти. Поняв, что к чему, Билли поначалу почувствовал безмерное облегчение, которое, правда, тут же как ветром сдуло. Если человек с таким грузом ответственности и такими коллегами по профессии, как у Билли Пилгрима, терял самообладание, жить ему оставалось совсем ничего.
Глава 50
Пигги сидит за столом с журналами. Пигги любит картинки. Она вырезает их из журналов.
Она не понимает слов.
Мать говорит, что Пигги слишком тупа, чтобы читать слова. Читать слова — это для людей, у которых в голове мозги.
«Пигги, бедная крошка, если ты попытаешься научиться читать, твоя толстая маленькая голова взорвется».
Пигги может прочитать слово «надежда», когда видит его. Она может прочитать другие слова, несколько слов.
С головой у нее все в порядке. Может, она взорвется еще с одним новым словом. Может, и нет.
Мать врет. Много врет.
Мать живет, чтобы врать, и врет, чтобы жить. Так говорил Медведь.
«Пигги, твоя мамуля лжет не только тебе и всем остальным. Она лжет даже себе».
Это правда. Странная, но правда.
И Пигги знает, почему это правда: ты становишься несчастным, если тебе лгут. Ее мать всегда несчастна.
«Твоей мамуле удается прожить день только потому, что она лжет себе. Если она взглянет правде в глаза, то распадется на части».
Иногда, глядя на звезду, иногда — без звезд, Пигги загадывает желание: чтобы мать не лгала.
Но она и не хочет, чтобы мать развалилась на части.
Может, мать иногда чувствует, что вот-вот развалится на части, поэтому и разламывает куклу. Тут есть о чем подумать.
Пигги знает, что мать лжет, и по другой причине: она думает, что с ней не может случиться ничего плохого.
Что-то плохое с ней уже случилось. Пигги не знает, что именно случилось с ее матерью, но, если с человеком случается плохое, это видно. Всегда видно.
Медведь знал, что мать постоянно лжет. Но мать лгала Медведю, и Медведь иной раз верил ее лжи.
Странно, но правда.
Мать и Медведь сошлись, чтобы Раздобыть денег. Все хотят Раздобыть денег.
Пигги и ее мать частенько переезжают с места на место, находят новых друзей. И все друзья, везде, говорят о том, как Раздобыть денег.
Обычно они говорят об оружии, когда речь идет о деньгах. Деньги раздобывают с оружием.
Пигги не любит оружие. Она никогда не сможет Раздобыть денег.
Медведь тоже хотел Раздобыть денег, но он был другим. Медведь видел Пигги. В большинстве своем они смотрят на Пигги, но не видят ее.
Медведь не был ангелом, но он не шел ни в какое сравнение с матерью.
«Пигги, я — не ангел, я слабый, я эгоистичный, но мне далеко до твоей матери».
Пигги не нравилось, когда Медведь говорил такое о себе. Потому что она знала: Медведь ей не лгал.
Мать пообещала Медведю, что отдаст дочь людям, ведающим социальным обеспечением детей, когда они Раздобудут денег.
Пигги не знает, что это за люди. По словам Медведя получалось, что они хорошие. Не такие, как обычные материны друзья с оружием.
После того как деньги они Раздобыли, мать нарушила обещание. Пигги никому не отдали.
Медведь и мать смеются, мать сидит у него на коленях.
Мысленным взором Пигги увидела все, что тогда произошло.
Мать сидит у Медведя на коленях, смеется и достает большой нож из зазора между диванными подушками, где он никогда не лежал.
Пигги помнит это так живо, будто происходит все прямо сейчас, а не тогда.
Мать режет ножом шею Медведя, от уха до уха.
Потом все становится ужасно, хуже, чем всегда.
«Не впускай в сердце тревогу».
Мать говорит, что убила Медведя не для того, чтобы взять его деньги. Причина иная — он стал другом Пигги.
Мать говорит: «Мои друзья — мои, ты, маленькая толстомордая уродина. Мои друзья — не твои. Он мертв из-за тебя».
Пигги до конца жизни грустила бы, если б Медведь умер из-за нее.
Но Пигги знает, почему это неправда: мать всегда лжет.
«Не впускай в сердце тревогу».
Пигги знает, что это неправда и по другой причине: умирая, Медведь смотрел на нее, и в глазах у него не было страха или злости.
Его глаза только говорили: «Извини, Пигги».
И еще его глаза говорили: «Все нормально, девочка, продолжай жить».