Анна Мурадова - Беглая книга
— Конечно! Хоть я и не лингвист, но не знать такого человека просто стыдно. Помнишь, у нас на первом курсе были лекции по языкознанию, и там нам как раз про него читали. Он уже тогда был дядечка немолодой… Слушай, а сколько ему лет сейчас?
— Ритка, ну и память у тебя! Да, ты права, старичок крепкий. Ему девяносто восемь, представляешь? При этом живет себе совсем один и сам себя обслуживает. Судя по тому, что о нем рассказывают, абсолютно чокнутый, как и все ученые…
— Спасибо.
— Не за что… Так вот, мне совершенно некогда к нему ехать, да и вряд ли он пустит на порог журналюгу, — Володя заливисто расхохотался, хотя, по-моему ничего смешного сказано не было, — а вот ты — другое дело. Вообще мутный какой-то старичок, все время дома сидит, никуда не вылезает. Даже с коллегами не очень-то общается… Пиши его телефон, короче. Сходишь к нему — звякнешь мне!
— Володя, но подожди, это же неудобно! Я его совсем не знаю, как это я так позвоню и скажу «Здрастье, я ваша тетя, мне нужна бретонская Библия»! Он вряд ли захочет меня видеть.
— Тебя? Да у тебя ж дипломатический дар! Будто сама не знаешь! Пиши телефон…
Я старательно записала цифры. Неужели мне придется вот так запросто звонить человеку, о котором нам говорили с придыханием еще на первом курсе? Даже поверить невозможно…
— В общем, мне пора бежать, действуй, Риточка! Пока! — и вместе Володиного голоса в трубке мерзко занудели гудки.
Отказывать было уже поздно… Но как с бухты-барахты заявляться домой к живому классику? Такое могут сделать только беспардонные нахалы типа Володи.
30
Долгие-долгие гудки. Потом — какое-то то ли потрескивание, то ли покашливание, и после него — слегка дребезжащий старческий голос:
— Я слушаю!
— Эээ… Вениамин Григорьевич? — несмело спросила я.
Наверное, слишком тихо, старик мог и не услышать. Но он услышал и ответил.
— Да, это я. С кем имею удовольствие разговаривать?
— Это Маргарита Надежкина из института этнографии… Старший научный сотрудник…
— Очень приятно. — Несмотря на старческое дребезжание, голос был ровный, спокойный, так что я перестала волноваться.
— Понимаете, мне нужна Ваша консультация по одному вопросу. Мне говорили, что у Вас есть одна редкая книга, перевод Библии на бретонский язык.
— Да, у меня есть эта книга.
— Так вот, мне необходимо на нее взглянуть… дело в том, что вокруг нее закрутилась одна довольно сложная история.
— Надо же! Никогда не думал, что эта книга может вообще кого-то заинтересовать. — Профессор сухо рассмеялся, а может быть, закашлялся. — Но вы понимаете, я живу один и вообще не люблю, когда ко мне кто-то заходит…
— А может быть, я могу вам чем-то помочь? — Я сразу представила себе немощного старика, который сидит один в тесной маленькой квартирке, и никто его не обихаживает, никто и стакана воды не поднесет… — Я могу Вам закупить продуктов или что-нибудь по дому сделать…
— Это лишнее, — спокойно ответил профессор, — Ко мне ходит человек и приносит продукты, убирает в доме. Пенсия у меня не очень большая, академиком я так и не стал… Да… Но все-таки могу себе позволить нанять помощника по хозяйству.
— Ну тогда, — растерялась я, — я даже не знаю… Но мне очень нужна эта книга. Хотя бы просто посмотреть на нее.
Профессор задумался. Видимо, ему непросто было решить, пускать меня на порог или нет. Я ждала, потому что не знала, что говорить дальше. Эта минута молчания длилась так долго, что я уж стала опасаться: не случилось ли чего на том конце провода.
— А вы занимаетесь кельтологией?
— Да, это не основная моя специальность, но все-таки…
— Что ж… Честно говоря, эта книга у меня не вызывает особого интереса. Да и кельтскими языками я занимался очень давно. Они для меня были не более чем материал для реконструкции. А эта книга не дает в этом плане ничего, абсолютно ничего. Сами увидите.
«Мне бы только увидеть!» — думала я.
Профессор помедлил еще минуту, потом снова заговорил:
— А вас не шокирует, если я предложу вам купить эту книгу?
— Да что вы, почему шокирует? — почти ликующим тоном прокричала я и с опаской подумала: сколько ж может стоить такое сокровище?
— Не подумайте плохого… Конечно, в иных условиях я, безусловно, отдал бы ее вам даром, раз она вам так нужна, а мне не нужна абсолютно. Но… Понимаете, как я уже говорил пенсия у меня не очень большая. На жизнь хватает, а на смерть… Родственников у меня нет, значит, хоронить меня придется коллегам. Не мне вам рассказывать, в каком положении сейчас ученые. Поэтому я коплю деньги на похороны. И если бы вы согласились…
— Я согласна, Вениамин Георгиевич, о чем разговор! У меня и мысли не было брать эту книгу даром! Это было бы просто нечестно по отношению к вам! Только скажите сразу, во сколько вы ее оцените… — и зажмурилась, боясь услышать головокружительную сумму.
Профессор снова замолчал, видимо, что-то подсчитывая. И, когда я уже мысленно составила список всех, кто теоретически мог одолжить мне деньги, он изрек:
— Шестьсот рублей, то есть примерно двадцать долларов. Надеюсь, это не очень большая для вас сумма?
Я готова была расхохотаться.
— Нет, что вы, я бы даже сказала, что сумма символическая!
— Книга, на мой взгляд, большего не стоит. Вот если бы речь шла об этимологическом словаре древнеирландского языка, или еще о чем-нибудь равноценном, уж поверьте, я бы не стал так разбрасываться. Но брать с вас огромных денег за это… Так когда вы приедете?
— Могу завтра, если вам удобно.
— Хорошо, приезжайте завтра в шестнадцать часов. Записывайте адрес.
Записав адрес и церемонно попрощавшись с профессором, я с размаху бухнулась с кресло! Вот это да! Как все просто оказалось! Надо будет просить, кто же нашептал Володьке, что у этого легендарного старца есть заветная книга? Неужели завтра я буду держать ее в руках? Даже не верится. А почему, собственно, не верится? Завтра поеду, куплю Библию, и буду наслаждаться.
Я вспомнила о том, что собиралась попить чай. Снова пошла на кухню, зажгла конфорку, поставила чайник на огонь. Потом пошла к аквариуму. Лягуши линяли. Они стаскивали с себя старые шкурки, тонкие как паутина. Особенно смешно было смотреть, как они стягивают кожу с задних лап: я точно так же колготки снимаю. Кстати, только после того, как мои питомцы впервые полиняли, я поняла, почему Василиса прекрасная сбрасывала с себя лягушечью кожу. Оказывается, кожа у лягушек по определению временная, ее никто всю жизнь не носит. Только в отличие от Василисы, настоящие лягушки ее на полу не бросают, а тут же съедают. Да еще умудряются друг у друга отбирать. Правильно. А то придет какой-нибудь Иван-Царевич…
