Дмитрий Федотов - Проект «Нужные дети»
***
Иннокентия Абрамовича я обнаружил в его лаборатории, где он вместе с двумя молодыми парнями возился с какой–то сложной установкой, отдаленно напоминающей аппаратуру для магнито–резонансной диагностики. Сходство, правда, было только в наличии полого цилиндра с выдвижной рамой, на которой крепилось ложе весьма необычной конструкции.
Профессор что–то увлеченно говорил помощникам, тыкая пальцем то в один, то в другой блок. Моего появления никто из них не заметил. Зато заметила шустрая девчушка в аккуратном голубом комбинезончике с бейджиком, на котором было написано крупными буквами «Аня».
— Здравствуйте! — прозвенел возле моего уха колокольчик. Я обернулся. На меня уставилась пара больших светло–синих глаз, обрамленных пушистыми рыжеватыми ресницами, никогда не знавшими косметики. Круглой, почти детской мордашке придавала озорной вид копна каштановых волос с косой челкой на одну бровь.
— Привет, рыжик! — улыбнулся я от души. — Я ищу профессора Зухеля. Его очень хочет видеть волхв Белогор.
— Иннокентий Абрамович сейчас освободится. А что случилось со Стасом?
Я машинально отметил про себя это слово — «Стас». Надо же! У сурового волхва, оказывается, есть поклонницы!
— Он… немного перетрудился и ему требуется квалифицированная помощь профессора.
— А вы в самом деле приехали, чтобы помочь нашему центру?
Опаньки! Про нас с Олегом уже начали складывать легенду. Мда, а вот в герои я как–то особо не собирался…
— Скорее, это мы к вам приехали за помощью, Аня. Но, думаю, мы тоже сумеем быть вам полезными.
В этот момент профессор Зухель наконец–то заметил мое присутствие.
— Интересуетесь нашими достижениями, Дмитрий Алексеевич?
— Вообще–то, да, Иннокентий Абрамович. Но сейчас надо помочь Белогору. Он… сильно выдохся после… ответственного…
— Не трудитесь с экивоками, молодой человек, — отмахнулся Зухель. — Здесь принято называть вещи своими именами. Я так понимаю, наш уважаемый волхв опять опробовал свои необычные способности без предварительной подготовки?
Я пожал плечами.
— Он назвал это психокинезом…
— Что ж, можно и так сказать. Но только ведь дар дается человеку не для того, чтобы с ним забавляться или бездумно расходовать! — профессор явно расстроился от моего сообщения. — Идемте, Дмитрий Алексеевич, возможно, мне потребуется ваша помощь.
Мы быстро вернулись в кабинет Стаса и обнаружили его лежащим навзничь посреди помещения. Видимо, он пытался самостоятельно добраться до диванчика в углу, но сил не хватило.
Вдвоем с Зухелем мы дотащили бесчувственного волхва до дивана, я сунул ему под голову какой–то толстый справочник, лежавший рядом на журнальном столике, а профессор достал из кармана своего старомодного лабораторного халата странный приборчик, похожий на цветок какого–то растения, и приложил его венчик сначала ко лбу, а затем поочередно к вискам Стаса. Потом считал показания с крохотного экранчика и вновь закрепил прибор на лбу Белогора.
— Ну, вот. Теперь примерно час–полтора он будет спать, пока не восстановится энергетический потенциал лобной чакры, — резюмировал Зухель. — У нас образовалось время на небольшую экскурсию.
— А… что это за прибор? — поинтересовался я, завороженный его действиями.
— Обычный ментальный сканер — одна из наших ранних разработок. Я имею в виду свою прежнюю лабораторию в Институте нейропсихологии…
— Неужели наша наука продвинулась так далеко?!
— Э–э, молодой человек! Вы даже не представляете, сколько всего необычайного происходит, так сказать, на переднем крае науки! Это ведь только в официальных пресс–релизах и постановлениях пишут трескучие фразы о борьбе с так называемой лженаукой, объявляют «охоту на ведьм», клеймят шарлатанами ученых, идущих не в ногу с устоявшейся парадигмой. На самом деле все обстоит как раз наоборот!
Мы вернулись в лабораторию психогенетики, и профессор предложил мне чашечку зеленого чая с какими–то травами. Обожаю этот напиток!
— Вы хотите сказать: сила дьявола в том, что он сумел убедить всех в том, что он не существует?
— Ну, зачем же сразу — дьявол? Все гораздо проще. Люди, действительно заинтересованные в прогрессе, давно поняли, что самым эффективным методом познания является любопытство, а вовсе не расчеты и прогнозы. Именно так были сделаны почти все великие открытия, и только когда науку превратили из искусства в придаток технического прогресса, процесс познания резко затормозился!
— Но позвольте, Иннокентий Абрамович, — искренне изумился я. — Факты утверждают обратное. Наоборот, темпы научно–технического прогресса непрерывно нарастают в течение всего последнего столетия!
— Это видимость, Дмитрий Алексеевич! Одна видимость. Все эти научно–технические достижения — суть количественная реализация тех открытий, что были сделаны в прошлые века. Я не буду тратить время на приведение примеров — вы их и сами легко найдете. Я хочу сказать о другом. Кто–то уже к середине двадцатого века догадался, к чему приведет бездумное пестование прогресса, и тогда в наиболее развитых странах почти одновременно начали возникать специальные засекреченные властями учреждения, куда стали собирать наиболее свободно и нестандартно мыслящих ученых. Первоначально им ставили примерно одни и те же задачи: выявить самые перспективные направления исследований, сформулировать основные постулаты новой, альтернативной научной парадигмы, способной стать стержнем науки в двадцать первом веке. И вот, независимо друг от друга, группы этих «головастиков» пришли к почти одинаковым выводам!
— Погодите, — снова не выдержал я. — То есть вы хотите сказать, что где–то с семидесятых годов прошлого века в науке произошел кардинальный поворот?
— Так и есть! И одним из самых перспективных направлений стала биология, вернее, нейрофизиология. А к концу века к ней подтянулась и генетика. Открытия посыпались, как из рога изобилия!..
— И где же они? Почему о них ничего не пишут?
— А зачем? Ведь самые важные открытия совершаются на стыке разных научных дисциплин и понятны лишь узкому кругу посвященных в это лиц. Для большинства людей суть этих открытий выглядит бессмысленной абракадаброй. Так зачем метать бисер?
Я молчал и лишь прихлебывал успевший остыть чай. Зухель сочувственно оглядел мою ошарашенную физиономию и поинтересовался:
— Вы ведь, по–моему, не только журналист, Дмитрий Алексеевич? Мне показалось, что вы занимались или занимаетесь какими–то восточными практиками?
Я поперхнулся.
— Как вы догадались?!
