Дэниел Худ - Пир попрошаек
«Да, если дама ее блюдет, — подумал он, внутренне морщась. Ей льстит, что вскоре из-за нее кого-то убьют».
— Несомненно, миледи.
Меж тем мозг Лайама лихорадочно заработал. Итак, кто-то (граф или барон) похитил реликвию Присцианов, но вот вопрос — отдал ли он свою добычу графине? На ней не было никаких украшений, но это еще ничего не значило. Она не дура, чтобы носить этот кулон при посторонних. Однако удачливый вор вряд ли бы в тот же вечер уселся за карты. Скорее, он со всех ног помчался бы получать обещанную награду.
Графиня раскурила кальян, взяла в рот мундштук и осторожно вдохнула дым, полуприкрыв веки. Возможно, вор просто-напросто выжидает? Но чего же он ждет? И потом, разве человек, снедаемый страстью, может быть столь терпеливым? Хозяйка гостиной открыла глаза, в них плавала поволока.
Лайам прокашлялся и решился заговорить:
— Я все же надеюсь, что дело можно уладить миром. Барон Квэтвел был пьян.
Графиня внезапно хихикнула и отложила мундштук. Из курительной трубки тонкой струйкой потек дым, его сладковатый запах смешивался с ароматом духов. На лице женщины появилось мечтательное выражение.
— Думаете, он согласится принести извинения?
— Я очень на это надеюсь.
Зачем ждать, почему не преподнести сокровище сразу? Графиня откинулась на подушки, подобрав под себя ноги. Она несомненно была хороша, а для кого-то, возможно, — и неотразима. Но только не для того, кто сейчас стоял перед ней. В Лайаме поднималась волна раздражения.
Все вновь запутывалось. Только что главными подозреваемыми были Квэтвел и Ульдерик. У каждого из них имелся мотив — благосклонность графини. Но ни тот ни другой, насколько мог Лайам судить, этой благосклонности еще не добился. Значит ли это, что камешек не у них? Или пока не у них? Или все же у них, но они выжидают? «Не они выжидают, а кто-то из них», — поправил себя Лайам. Но — кто же?
Оставался, конечно, еще и Кэвуд — эту версию тоже не следует упускать. Лайаму почему-то вдруг захотелось, чтобы похитителем оказался торговец. Нужда более извинительна, чем чье-то стремление удовлетворить прихоти порочной аристократки.
— А я — нет, — сказала графиня и зевнула, прикрыв рот ладонью. — Ну вот, сейчас все прояснится.
— Миледи?
Что она хочет этим сказать?
— Мой супруг вернулся, — произнесла поскучневшим тоном графиня и закрыла глаза.
Граф, распахнув дверь, застыл на пороге. Лицо его ничего хорошего не предвещало. Лайам поклонился.
— Господин Ренфорд? — Граф оглядел комнату, оценивая ситуацию, и отступил в коридор. — Извольте пройти со мной, — он выпустил гостя из комнаты и с силой закрыл за ним дверь. — Вы пришли слишком рано.
— Обстоятельства сложились так, что я оказался возле вашего дома немного раньше, чем полагал.
— Моя супруга не принимает, — мрачно сказал Ульдерик. — Вам было назначено в полдень.
— Приношу свои извинения, — произнес Лайам, хотя ответить ему хотелось совсем по-иному. «Спокойно! — сказал он себе. — Место Квэтвела еще не стало вакантным!» — Я надеялся вас застать, — и он улыбнулся графу.
Тот проворчал что-то неразборчивое и повел его дальше по коридору в свой кабинет, который по площади был меньше приемной графини, но не уступал ей в роскоши обстановки. Даже не предложив гостю присесть, граф прошел к массивному письменному столу и устроился в кресле. Его хмурая физиономия тут же отразилась в полировке столешницы.
— Мне желательно провести схватку с бароном, как только он почувствует себя в силах выступить против меня. Никаких извинений я не приму. Выбор оружия остается за ним. Надеюсь, я высказался достаточно ясно?
— Вполне, — сказал Лайам и печально вздохнул. — Но вы уверены, что не захотите принять во внимание все обстоятельства ссоры? Барон много выпил, он был не в себе.
— Я уже объявил, что не приму извинений.
— Но вы могли бы…
Граф хватил по столу кулаком.
— Довольно, господин Ренфорд! Советчики в столь щекотливых делах мне не нужны! Схватка не состоится лишь в том случае, если барон струсит, чем навсегда опозорит себя! Это понятно?
И вновь Лайам напрягся, укрощая задетое самолюбие.
— Да, — сказал он. А потом, повинуясь внутреннему толчку, добавил: — Конечно, граф… я вас понимаю… Барон молод, горяч, а тут еще эти слухи… об украденном камне… Нужно как можно скорее положить им конец.
Ульдерик вскинул голову.
— Какие слухи?
— О, не обращайте внимания, — Лайам смущенно взмахнул рукой, словно отстраняясь от собственных слов. — Мне не стойло об этом упоминать… Пожалуйста, забудьте, что я сказал. Ведь сплетня может дойти до лорда, а лишнее расстройство ему совсем ни к чему…
— Значит, идет слух, что Квэтвел украл этот камень? Так или нет? — вскричал Ульдерик. Он свел губы в тонкую линию, сжал кулаки, и Лайам пожалел о том, что стал так неосторожно забрасывать сети. Ему представилось во всей четкости, как лихорадочно скачут сейчас мысли графа, приводя его к однозначному выводу.
— Это всего лишь досужие выдумки, — поспешно добавил Лайам. — Сам я им нисколько не верю. Зачем, если вдуматься, молодому барону эта реликвия? Какой ему от нее прок? — Уже заключая последнюю фразу, Лайам понял, что этого тоже не стоило говорить.
— Никакого проку ему от этого камня не будет, — процедил Ульдерик сквозь зубы. Бледные щеки его пошли красными пятнами, а жилы на тонкой шее натянулись, словно корабельные тросы. — Передайте барону мой вызов как можно скорее, господин Ренфорд. И не забудьте вернуться с ответом.
Граф встал и направился к выходу.
— Надеюсь, вы сами найдете дорогу к прихожей?
Лайам вышел из комнаты и пропустил Ульдерика вперед. Тот быстрым шагом направился к гостиной супруги. Спускаясь по лестнице, Лайам смотрел себе под ноги и качал головой.
«Ну и что нового ты узнал?»
Ничего ровным счетом — напрашивался ответ. Но поразмыслить над всем увиденным и услышанным стоило все равно.
В прихожей Лайама поджидал уже знакомый слуга. Он низко поклонился и молча протянул гостю сложенный лист бумаги. Лайам кивнул и вышел на улицу. Там он спрятал пахнущую духами записку в карман. Письмецо от похитительницы сердец можно будет прочесть и позже. В настоящий момент Лайаму очень хотелось разложить по полочкам все, что он в это утро узнал, — если, конечно, все эти новости о чем-нибудь говорят. Он бесцельно побрел по улице, пока не остановился у заведения Герионы.
Итак, Ульдерик заявил, что Квэтвелу от камня никакого проку не будет. Есть ли в этом заявлении какой-либо смысл?
Граф наверняка знает, что его дражайшая половина спит и видит, как бы заполучить этот камень, и что она обещала пойти ради него «на все». А теперь еще благодаря Лайаму граф думает, что реликвия Присцианов — у Квэтвела, и решил осуществлению его замыслов помешать. Каким образом? Посадив свою супругу на цепь? Или ограничив возможности самого Квэтвела? Кто скажет, что может твориться в голове у ревнивца и до чего он в своей ревности может дойти?
