Лев Гурский - Есть, господин президент!
Разведчиком к моему подъезду был отправлен самый молодой из четверки — Шурик. Обернувшись за две минуты, он доложил, что у дверей на скамейке зависли штуки четыре каких-то левых мэнов, но по виду не въехать, караулят они там кого-то или просто дымят отравой и гыгыкают на мимоходящих граждан. Свастик, если они и есть у них на шеях, Шурик не разобрал. Но это неважно. В любом случае такие рыла не зачистить — себя обидеть.
— Я тоже пойду, — рванулся было с ними Кунце.
— Не гони, капитан. — Самый старший среди байкеров, увесистый чернявый Руслан, с улыбкой поймал моего спутника за рукав. — Ты сегодня намахался, хватит с тебя, дай и нам размяться. Лучше помоги своей девушке и пригляди за японцем. У нас же не Европа, сам видишь. Сопрут байк или поуродуют — концов не найдешь.
Я уже успела узнать от Макса, что среди его здешних знакомых нет ни одного офисного клерка. И ни одного, кстати, практикующего хирурга. Руслан в свободное от мотоциклов время работает мясником на Савеловском рынке, Виктор с Сережей — швейцарами в ночных клубах, а Шурик — тренером по плаванью. Таким ребятам, пожалуй, мешать не стоит, подумала я. К тому же эти байкеры, как ни крути, — все-таки не крокодилы. Зубов меньше, такта больше.
Мне и Максу велено было выждать четверть часа, а затем — идти смело, путь будет свободен. И действительно, наши новые друзья не подкачали: пятнадцать минут спустя, когда мы с Кунце, предусмотрительно озираясь, подкатили на малой скорости к дверям моего подъезда, лавочка была пуста — если не считать пары жестянок с недопитым «хайникеном» и раздавленной сигаретной пачки. Окрестности подъезда вообще оказались на редкость безлюдны: ни чужих, ни своих — сплошь мертвая зона. Правда, из ближайшего к дому палисадника время от времени доносились шорох, треск и малоразборчивые плюхающие звуки. Но, возможно, там среди зелени просто громко тошнило какую-нибудь окрестную дворняжку.
Моя черно-было-рыжая Пульхерия встретила меня на пороге квартиры оглушительным мявом и изгибом трехцветного хвоста, что означало высшую степень неудовольствия, нетерпения и раздражения.
Все миски ее были пусты, все горшки — давно использованы, поэтому первым делом я восстановила кошачьи туалеты, а уж затем попыталась сама принять душ… Какой там! В мое отсутствие, должно быть, у соседей снизу, веселых раздолбаев Симагиных, все бесповоротно засорилось — и по этому случаю холодная вода была исключена. Я еле-еле нацедила себе два стакана из чайника, чтобы ополоснуть лицо и почистить зубы. Остается верить, что хоть у папы на даче проблем не будет. Воду там качают из подземного источника, кажется, лет уже пятьдесят. Чтобы он иссяк, должна случиться геологическая катастрофа или подземный ядерный взрыв.
— Милая, мы едем к папе, — сообщила я Пуле. — Дела ты свои сделала, а пожрешь в дороге. Это тебя отвлечет от ухабов.
— Мур! — кратко выразила обиду моя кошка, которая не любила выходить из дома и тем более есть на ходу.
Впрочем, в гостях у папы Ефима Григорьевича она уже как-то бывала, и против его компании не очень возразила. Он ведь, в конце концов, ей имя сочинил — то есть практически крестный. Правда, раньше я перевозила ее в корзинке, держа на руках, но авось и багажный отсек мотоцикла она перетерпит.
Второе, еще более сердитое «мур!» Пульхерия издала, когда я уже внизу попыталась запустить ее в мотоциклетный кофр. Но стоило мне надорвать пакет с кошачьим кормом и слегка просыпать его на дно коробки, как киса без дальнейших понуканий нырнула вслед за едой и позволила беспрепятственно захлопнуть крышку. От моего дома до папиной дачи — километров пятьдесят. Надеюсь, пятисот граммов еды ей хватит на дорожку…
Пока мы проезжали по центру города, Кунце вел мотоцикл молча и лишь сосредоточенно следил за дорогой. Но чем ближе мы подбирались к МКАД, тем чаще наш рулевой ерзал, нервно покашливал и вздыхал. А сразу после того как мы проехали Черепково и шоссе стало немного посвободней, у меня в шлеме раздался голос моего героя:
— Яна, мне надо сказать вам… сказать тебе одну важную вещь.
Одно из двух, прикинула я. Или он сейчас попросит разрешения остановиться, чтобы пописать, или признается мне в любви с первого взгляда. Скорее первое, чем второе. Чудес не бывает.
— Конечно, валяй, — великодушно обронила я. — Что случилось?
— Яна, понимаешь… — Макс впереди меня опять завздыхал и заерзал. Его кожаная водительская спина чуть не выскользнула из моих рук. — Я еще раньше, час назад, собирался тебе это говорить, но… Есть вещи, о которых трудно сказать сразу…
Кажется, я ошиблась. Его тон, волнение и охи-вздохи обещали нечто позначительней. Неужели он все-таки это скажет? В конце концов, по малой нужде люди не делают таких больших преамбул.
— Если трудно сразу, говори частями, — посоветовала ему я. — Можешь цедить по слову раз в десять минут. Сейчас я подам тебе знак, и ты изронишь золотое слово номер один… Давай!
Высвободив одну руку, я ткнула пальцем ему в спину, и Макс выдал мне все свое признание целиком, без пауз и знаков препинания:
— Яна тех парней которые со свастикой послал не твой Ленц.
Глава восемнадцатая Икс-файлы (Иван)
Я влез в базу данных, пробежал курсором по строчкам, заглянул в финал и вскоре понял: этот геморрой — всерьез и надолго. Мои надежды проглядеть материалы по-быстрому, за часик-полтора, а потом умотать домой, растаяли при беглом взгляде на каталог.
Все файлы, обнаруженные на диске номер девять, не имели никаких словесных обозначений и были тупо маркированы числами, от одного до тысячи двухсот пятидесяти. Едва ли мой бывший шеф сделал мне намеренную подлянку. При всех его грехах он в патологическом садизме до сих пор замечен не был. Думаю, Серебряный спешил и загонял в сканер те бумажки, которые ему первыми попадались под руку, а для быстроты проставлял циферки вместо названий.
Скорее всего, он надеялся попозже разобраться не торопясь и привести этот хаос в порядок. Но в итоге, как всегда, перевалил работу с больной головы на здоровую. То есть мою… Ну не скот ли он, спрашивается, после этого? Не конь ли он в пальто?
— Виктор Львович Серебряный, ты алкаш хренов, — медленно, чтобы растянуть удовольствие от ругани, проговорил я в потолок. — Ты старая протухшая конина. Нагрузил меня работенкой и рад теперь? Лежишь, наверное, в реанимации и ловишь кайф?
Деваться, однако, было некуда. Чтобы поджарить яичницу, надо как минимум разбить скорлупу. То же и в работе с электронными папками: открываешь первую — смотришь, открываешь вторую — смотришь, открываешь третью… И так далее, файл за файлом, пока дым из ушей не пойдет. Вы ели когда-нибудь яичницу из двухсот пятидесяти яиц? А у меня их, между прочим, на тысячу больше.
