Йен Бек - Парк прошлого
(Невнятные реплики, неразборчивое бормотание.)
Замечательно, ни единой искры на одежде! Что же до нашего Джентльмена… ну, выглядел он превосходно; если бы ему позволили, он бы прямо на месте сделал все, что от него ожидалось. А будучи предоставленным самому себе… Похоже, он способен доставить нам немало беспокойства, оказавшись на воле.
Малхерн: В этом-то и проблема, Абель! Мы с Брауном оба тревожимся по поводу Джентльмена, Абель, Номера 1. Мы взрастили их обоих, этих… как бы сказать, существ? Людей? А теперь, кажется, не можем допустить, чтобы предложенная программа выполнялась так, как было запланировано и заложено в бюджет в первоначальной схеме и брифинге для Корпорации. Никак не можем!
Браун: Я согласен с доктором Малхерном. Как бы то ни было, сейчас этого делать не стоит. Только не теперь, после того, как мы узнали этих созданий, этих существ, и особенно Еву, нашу очаровательную девочку. Ни в коем случае нельзя продолжать, ни при каких обстоятельствах. Мы не можем допустить, чтобы она пострадала.
Баксоленд: Вас что, внезапно совесть замучила? Как жаль, что вы не выказывали подобных чувств, пока безоглядно тратили на это все мои деньги! Задумайтесь на минуту. Сколько вы добились за последние пять лет, сколько я потратил, чтобы это все осуществить! Вы оба совершили невероятный прорыв в биологии, а теперь готовы все порушить ради собственной, столь явно ошибочной сентиментальности?!
Малхерн: Мы до сих пор не услышали ни слова от нашего доверенного полицейского; такая скромность непохожа на его поведение во время подобных обсуждений.
Лестрейд: Номера 1 и 2, строго говоря, являются в какой-то степени или даже полностью искусственными созданиями? В таком случае уголовное право на них не распространяется. Джентльмен — мощный фактор; а она запрограммирована реагировать, в особенности на него, и способствовать событиям, для которых он был задуман. Вы планируете, если я правильно понимаю, всякий раз оживлять жертву, повторять сюжет?
Баксоленд: Да, именно так! С чистого листа, всякий раз начинать по новой!
Лестрейд: Здесь действуют старинные законы, не забывайте. Однако для подобных существ — гибридов, клонов, как их правильно называть? — нет ни законов, ни прецедентов.
Малхерн: Как их правильно называть — это наша забота.
Лестрейд: Я не собираюсь их никак называть. В конце концов, я и видел-то их только раз, на вашем тайном празднике. Если бы мне довелось увидеть то, что вы запланировали, как обычному клиенту, который заплатил за это деньги, я бы испытал шок. Впрочем, я уверен, что лишь только пройдет слух о подобных возможностях в рамках посещения «Парка Прошлого», вы тут же отобьете все потраченное на исследования и разработки, и, по моему мнению, вполне законно.
Баксоленд: Видите ли, джентльмены, это тайное желание, мечта, которую лелеют многие! Особенно когда дело касается этой эпохи и этого места и именно этих преступлений. Сценарий уже подготовлен, вы создали ваше чудо, пускай и втайне, теперь предоставьте их нам. Мы о них позаботимся.
(Растерянные восклицания, вскрики.)
Конец стенограммы № 1, диск 1.
16:35 -- / -- / ----
Хватпол оторвался от страниц досье. Он испытывал беспокойство, даже страх. Даже не сразу осознал прочитанное. Люди-гибриды, персонажи, созданные специально, чтобы разыгрывать зловещие живые картины. Здесь, в «Парке Прошлого», занимательные автоматы и механизмы использовались повсюду. Однако неунывающие носильщики, величавые дворецкие и живописные стаи голубей — это одно, здесь же затевалось нечто другое, явление, очевидно, совершенно иного порядка… разоблачающее невероятную жадность и цинизм такого человека, как Баксоленд, человека, которым Хватпол всегда восхищался за его дальновидность, за мечту, за гениальное возрождение великого города прошлого! Он наконец-то прочитал между строк, понял все подбрасываемые ему Лестрейдом намеки; внезапно все прояснилось. Лестрейд обронил только, будто Фантом — «сверхъестественный». Неудивительно! Этот Джентльмен — всего лишь порождение больных фантазий: гибрид, которому с самого начала было предназначено убивать и потрошить живых людей. Доктор Малхерн, полуслепой старик, на самом деле оказался биоинженером, который работал с Люцием Брауном над проектом по созданию для «Парка Прошлого» некоего аттракциона под кодовым названием «Прометей». Они одновременно почувствовали, что больше не могут поддерживать эту затею. Как бы начертили линию на песке, границу, которую не стали бы переходить… Они привязались к одному из своих созданий — к девушке Еве, известной как Номер 2. Номер 1 — это, очевидно, Джентльмен, теперь называемый Фантомом. Интересно, кто же его так прозвал? Может, он сам себе имя выбрал? Он предназначался на роль Потрошителя, знаменитого лондонского убийцы, а Еве суждено было стать его вечной жертвой. Казалось бы, все эти догадки притянуты за уши, такая извращенная, нелепая бессмыслица… Но все же… Пожар разрушил здание, в котором работали над проектом «Прометей», — предположительно, в огне погибли все хранившиеся там разработки. Джек считался убитым, а его создания исчезли — сгорели, сгинули так же, как их создатель. Вот только они не погибли, никто из троих. Джек, обгоревший, быть может, от собственноручно устроенного пожара, сбежал в «Парк Прошлого», прихватив с собой Еву — воспитывать и защищать. С Джентльменом же, слишком жестоким, слишком буйным в силу своей искусственной сущности, Джеку было не сладить. Должно быть, он вырвался на волю и сделался Фантомом, тем самым Фантомом, который до сих пор рыщет в поисках предназначенной для него идеальной жертвы. А еще он, кажется, искал своих создателей, Брауна и Малхерна. С несчастным доктором Малхерном он уже разделался, а теперь заполучил в свои лапы и второго творца. Но пуще всего он жаждал отыскать бедную девушку, Еву, где бы та ни находилась. Ей грозила серьезная опасность.
Вопреки совету Хадсона Хватпол не стал жечь досье. Он сложил листки бумаги с отпечатанным на них текстом обратно в конверт и тщательно запечатал клейкий край. После поднялся к себе в спальню, вытащил с верхней полки шкафа саквояж и достал из него револьвер полицейского образца. Проверил барабан, надел дополнительный патронташ, прикрыв ремни пелериной и убрал саквояж обратно в шкаф. Когда сержант спустился в гостиную, часы над камином показывали четверть девятого. Вскоре начнется великий праздник грандиозного сноса. С улицы уже доносились возбужденные возгласы. Сержант притушил и масляную лампу, и газовый фонарь, так что комната погрузилась в полумрак. Пора навестить Фурнье-стрит.
