Любовь Федорова - Тыква
— Не жуй. Тяни, — попробовал подучить нежданного сообщника Мем, и голоса на другом конце конюшни, где горела неяркая лампа и, по всей видимости, накрыта была трапеза, примолкли.
В соседнем деннике шумно отряхнулась лошадь.
— Я ему хотел отсоветовать, да он не послушал, против «нравится» доводов не напасешься, — продолжил после некоторой паузы второй собеседник, и снова потекла неторопливая беседа.
Веревка была новая, развязывалась плохо, зато жевалась и тянулась преотлично, и меньше чем через четверть стражи разжеванный узел и переплетения ослабли настолько, что веревку стало можно сдвинуть а потом и вовсе снять. Еще через несколько мгновений Мем был полностью свободен, хотя и чувствовал себя слегка ошалевшим от происходящего. Выбраться из денника можно было через верх — решетки до потолка не доходили. Или открыть дверь, запертую снаружи на тяжелую щеколду. Что это все такое? Куда он попал? Почему он здесь? Почему он жив, если северяне планировали его убить?.. Непонятно. Но уходить отсюда нужно было по-любому.
Ненадолго Мем задумался. Можно было медленно и тихо уйти одному.
Его толкнули в спину мордой.
А можно было… Можно было опоздать, если отправиться на Гостинную пешком. Если вывод, что убивают связанных с тыквой, верен, значит, опасность грозит не только Мему. Значит, Яся тоже в опасности. Нужно не думать о лишнем, не терять время зря и поторопиться.
Мем выглянул сквозь решетку за пределы денника, стараясь рассмотреть, как заперты ворота. Похоже, они заперты были никак. Изнутри на засов, не серьезнее того, что запирал денник. Однако с улицы, из-за ворот, время от времени долетал какой-то шум. Похоже, что играла свадебная музыка. Обычное дело для этого времени года. Там люди, возможно — много людей. И внутри конюшни эти двое. Как вырваться отсюда? Охранять его почти не охраняют, надеются на путы, но кто знает, где он находится? А если далеко за городом?..
Стараясь действовать как можно тише, Мем измерил локтем сброшенную веревку и счел ее достаточной. Просунул в щечные кольца недоуздка, продел своему освободителю в рот и связал в густой гриве на шее, изобразив примитивную уздечку. Тут впервые он померялся с новым товарищем ростом. Конь, которого Мем решил увести, был не конь, а конище. Ломовое чудовище, копыта со столовое блюдо, холка под потолком, спина как кровать, а длинная грива по-деревенски расчесана на обе стороны. Впрочем, выбирать было не из чего, по соседству стояли такие же, только гнедые. Ничего, и это тоже лошадь, утешил себя Мем. Доехать до среднего города сгодится.
На дюжину ударов сердца он собрался. Очень четко нужно было представить, что он сейчас сделает. Потом просунул руку и тихо снял с двери засов. Крепко взял великанского коня под уздцы, ударом ноги распахнул денник, и они побежали.
Прямо в конюшне тяжеловоз охотно пошел в короткий, сотрясающий стены галоп. Ужин, накрытый на ящике, полетел на пол, конюхи шарахнулись в разные стороны, один упал, второй схватил метлу, но поздно: Мем уже пинком отворял воротину, подгадал такт галопа и, уцепившись за роскошную гриву, на ходу вскочил коню на спину, в уме поблагодарив себя за то, что прогулял не все уроки верховой езды в Каменных Пристанях. На много ходов вперед он сейчас не думал. Например, о том, что станет делать, если окажется в замкнутом дворе. А двор был замкнут. Зато соседний двор, где при свете факелов, луны и фонарей веселилась вокруг составленных в линию столов свадьба — настежь открыт, заходи и празднуй всяк, кто мимо идет. Разделяли дворы низенькая живая изгородь и простейший забор из параллельных жердей, какой обычно ставят для скота, и сквозь который без лошади Мем прошел бы легко, но вот с лошадью…
Времени на поиски другого выхода не оставалось. Мем, может, не очень хорошо изучил товарища по побегу, зато конь понял его: необходимо было прорваться. Прыжок получился неважный, целы остались лишь две нижние жерди, а верхние с треском разлетелись в щепки, но Мем удержался на широченной спине, а тяжеловоз набирал и набирал ход, — наверное, он мог бы и не прыгать, а просто проломиться. Маневрировать на тягловой лошади и пускаться в объезд торжественной трапезы Мем посчитал делом бессмысленным и опасным, поэтому их следующим препятствием оказался свадебный стол. Чуть запоздало опомнились гости и с воплями кинулись кто бежать, кто под защиту мебели. Полетела звонкая металлическая и стеклянная посуда, попадали столы — конище их уронил или люди, было не до разбирательств. В спину Мему заулюлюкали, засвистели, и запустили куском пирога и золотой мишурой. Что-то кричали еще конюха насчет держать, хватать, остановить… Но побег уже удался. Оглашая окрестности громовым топотом, от которого, казалось, качаются деревья и вздрагивают звезды, и больше уже не оглядываясь, Мем на гигантском краденом коне летел по приречной стороне Обводного в сторону моста. Ему немедля нужно было обратно на Рабеж.
* * *Когда переступили порог Первой префектуры, Нонор удачно поставил Адану подножку, и десятник во весь рост вытянулся на каменном полу.
— Все, — сказал Нонор. — Поиграли — хватит.
Адан, пыхтя, поднялся и стал торопливо отцеплять с локтей инспектора цепочку с крючком-запором. Других арестованных тем временем оформляли в дежурке и по одному провожали в подвал.
— Орга Кривое Весло — сейчас ко мне в кабинет, — сквозь зубы распорядился злой до невозможности Нонор, отряхивая одежду и выдирая из волос янтарные глазки вперемешку с сухими репьями. Сотую долю стражи спустя он повернулся к Дину, диктовавшему имена арестованных секретарю: — Я только одного не понял: для чего понадобилось всерьез меня бить?
Тот оторвался от бумаг:
— Вы же сами просили, чтоб все правдоподобно…
— Кто меня вязал? — поинтересовался Нонор.
Вперед выступил один из младших дознавателей из десятка Дина, тут же получил по зубам и ухватился за стену.
— Э… ну… простите нас, — развел руками Дин. — Увлеклись немного, больше не повторится. — И снова уткнулся в дежурный журнал, глядя туда через плечо секретаря. Однако глаза его весело блестели.
Злость с Нонора слегка сошла. Теперь можно было работать.
Орг Кривое Весло разговаривал без большой охоты. Он ерзал на лавке, кривил и без того перекошенную рожу, вздыхал и подолгу не мог подобрать слова, но отвечал почти честно, поскольку не понимал, каким образом оказался в столь глупом положении и опасался еще больше его усугубить. Кто угодно Орга подставлял в его многотрудной и наполненной опасными недоразумениями жизни, но вот, чтоб городская полиция — такое с ним случилось впервой.
