Лада Лузина - Мой труп
- Не надо оправдываться. Это не ты - она любит саму себя так. Все видят мир так - сквозь себя. Понимаешь?
- Не знаю, - угас Женя. - Я уже ничего не знаю.
- Так же, как я.
- Ты хоть заплакала?! - «Хороший парень» закричал на меня.
Он тоже пытался докричаться. Я тоже не слышала. Не поняла его:
- О чем ты?
- Когда ты узнала, что он умер, ты хоть заплакала?
- Нет…
Женя лег на диван и стал странно похож на кучу тряпья. И я подумала, что попытка понять меня была последним, что держало его на плаву.
- А знаешь, - он устало прикрыл глаза, - вот теперь я тебе верю.
Глава одиннадцатая
Г-н Анри(тихо). И все-таки твоя жизнь именно тут, она ждет тебя, как старая куртка, которую утром снова - хочешь не хочешь - надо надеть. Орфей. Ну а я ее не надену. Г-н Анри. Разве у тебя есть другая? Жан Ануй. «Эвридика»
«Кто убил Андрея? Любил ли он меня?»
Я почистила зубы и съела на завтрак недоваренные пельмени. Я не ощущала их вкуса.
«Кто его убил? Он меня любил?» - просыпающаяся память работала на холостых оборотах, не задевая чувств.
Я почти не спала. Я шла в редакцию, радуясь, что на повестке дня механическая работа - расшифровка интервью Доброхотова. Иначе б я заснула за письменным столом.
Новый день караулил за дверями подъезда.
- Не закрывайте! - бросилась ко мне какая-то девушка.
Я быстро прикрыла дверь - наша лестница и без того была завалена использованными шприцами и пустыми бутылками, презрительно игнорирующими кодовый замок.
- Пожалуйста, впустите меня! Мне очень надо…
- Куда?
- Мне нужно в 53 квартиру. Я была там вчера.
- Вот как? - Я распахнула глаза и не поверила им. На ней были рюшечки!
Я видела рюши всего два раза. На Арининой тете и своей однокласснице в третьем классе - ей явно перешили пальто из чьего-то старья.
Мода постоянно возвращалась. Бежала по кругу, как пони. На стоящей передо мной мелковозрастной девице были кружевные легинсы - я носила такие на первом курсе. На ней были серьги-кольца - я носила такие в школе. И рюши.
За мои тридцать лет рюши так и не вернулись на подиум. Она вытащила рюшистую красную юбочку из шкафа какой-нибудь бабушки.
Как я!
Отчего это так развеселило меня?
- Так ты была там вчера? И что тебе нужно в квартире сегодня? - Я смотрела на нее с любопытством, как на свое отражение в зеркале.
Искательница приключений. Кто осудит ее - только не я!
- Я забыла там помаду. Дорогую.
- Где?
- В коридоре.
Несмотря на раннюю рань, девица была старательно накрашена и разодета, как на свидание.
«Никогда не знаешь, где принца встретишь», - шутила Оля, когда, уходя от меня в пять утра, она подкрашивала губы у зеркала.
В возрасте «Красной юбочки» я тоже выходила в мир только во всеоружии - каждый раз я шла «встречать принца».
- Все понятно, - я опустилась на привинченную у подъезда скамью. - А теперь расскажи, что ты делала там?
- Я ничего не делала, - «Красная юбочка» отступила на шаг.
- Слушай, мне все равно, что ты делала. Я просто хочу знать, что именно. Даже если ты сперла там пудру…
«Юбочка» дернулась - подобралась, неприкрыто намереваясь удрать.
- …можешь оставить себе. Мне плевать.
В возрасте «Красной юбочки» я тоже крала все, что плохо лежит!
- Правда? Это Кристиан Диор…
- Забирай. Давай по порядку, кто позвал тебя, что ты увидела, когда пришла… И получишь помаду. Если, конечно, ее не прихватил кто-то еще.
- Правда, мог кто-то?
- Да куда ей деваться? Рассказывай.
- Ну… - «Юбочка в рюшечках» переступила с ноги на ногу. Она не понимала, кто я и как ко мне относиться. - Ну, я сидела на скамейке с Витой…
- С подружкой. Понятно.
- А потом к подъезду подъехала машина, и из нее вышел известный актер. Я видела его в фильме.
- Понятно.
В прошлом месяце по «СТБ» повторяли сериал с Доброхотовым.
- Он очень быстро прошел. Я не успела взять автограф.
- Вся понятно, - прокомментировала я.
- И я осталась ждать, когда он выйдет. - Девица успокоилась, даже подсела ко мне на скамейку. - Вита ушла… Но должен же он был выйти когда-то.
- Он мог выйти к утру, - заметила я.
- У него здесь кто-то живет? - Ее лицо зажглось восторженным любопытством, как разноцветный фонарик на елке.
- А потом он вышел, и что?…
- Нет, он так и не вышел.
- Доброхотов не вышел?
- Я не знаю фамилии. Но он очень красивый. Он играл Арко.
- Кого?
- Брат скачал кино в Интернете. Он там такой красивый… И это был действительно он! - Она подалась ко мне - она думала, я ей не верю.
- Андрей?
- Да, мне сказали, его зовут так.
- Он не вышел. Понятно. Вышли двое других.
- Большой и высокий. А с ним маленький, рыжий - он пришел раньше, вместе с Арко. Они сначала ушли, потом вернулись. Я сначала побоялась подойти к ним, потом подошла…
- И они позвали тебя в гости. И ты пошла.
- Ведь там же был Арко…
- Все понятно, - сказала я самым понимающим тоном. - И ты познакомилась с ним?
- Нет, - разочарованно выдохнула воздух она, - его там не было. Когда мы пришли, рыжий спросил, где Андрей. Дядька с бородой сказал, что не знает. Тогда рыжий сказал, что он с кем-то в спальне. А тетя в белом платье сказала, да-да, он там…
Вот тебе, Арина. Вот тебе, Костя… Мы больше не были девочками, мы больше не были мальчиками. И больше никогда не будем.
Почему я улыбнулась так, точно это не касалось меня?
- Но тот, с бородой, им не поверил. Я тоже. Я все обошла, всех спросила, я надеялась, он где-то есть.
- А который был час, ты часом не знаешь?
- Знаю, конечно. Я боялась, что меня дома убьют. Я и так долго… А когда рыжий позвал, я посмотрела… Было почти четыре ночи.
- Ого! Ну ты даешь, - восторгнулась я. - До четырех утра караулила? Вот это упрямство. Сколько тебе лет?
- Восемнадцать. А что? - Ее округлое личико вмиг стало надменным - отторгающим мою великоразумную взрослость. - Скажите, глупость идти ночью в чужую квартиру?
Глупость, конечно. Но я так не сказала.
Восемнадцатилетние никогда не меняются - это мы меняемся и начинаем оценивать их поступки иначе. Мы взрослеем и перестаем быть восемнадцатилетними. Когда сотрудницы в журнале ругали своих детей и говорили о новом, непонятном поколении, я неприязненно не понимала их. Нет нового поколения. Они - не другие. Мы - уже другие.
Но я так и не выросла. Я изменилась. Но так и не стала взрослой. Я по-прежнему не понимала возмущения взрослых. Мне всегда было легче понять их ругаемых детей.