Андрей Бондаренко - Антиметро
О чём-то пошептавшись с Комаровским, Геббельс выставил из чемоданчика на стол баночку, наполовину заполненную ярко-красными горошинами, и ехидно объявил:
— Это, так сказать, вожделенный и драгоценный приз! Препарат, употреблённый вами, предполагает трёхкратный приём — через каждые пять-шесть часов. При временной задержке (между первым и вторым, а также между вторым и третьим приёмами) наступает…м-м-м, нехилая ломка. Ничего, в общем, страшного, но крайне болезненно, неприятно и мерзко…. Если к нашему возвращению просимые бумаги будут написаны, то вы получите вторую порцию моих "волшебных" горошин, а также полноценное горячее питание. Ну, а на нет, как говорится, и суда нет…. Так что, господа офицеры, всех вам благ! Всего самого наилучшего!
— Отдыхайте, служивые, расслабляйтесь, кушайте конфетки, — посоветовал фальшивый генерал-лейтенант. — Но не забывайте и мозгами шевелить, мать вашу! А на нас с Геббельсом не обижайтесь. Ничего личного. Обычная изощрённая и нетрадиционная философия, как любит выражаться наш достославный Омар Хаям — в недавнем прошлом — майор Олежка Харитонов…
Глава пятнадцатая (выполняющая функцию короткого антракта, но не только…)
Тюремные думы, разговоры и воспоминания
Комаровский и Геббельс, криво улыбнувшись на прощанье, ушли, секции дневного света медленно погасли.
— Теперь, товарищ командир, будем совместно работать над просимыми документами? — со скрытой насмешкой спросил Фюрер. — Может, разделим — для пущей успешности — должностные обязанности? Ты, к примеру, напишешь развёрнутый рапорт на имя подполковника Мельникова. А мы с ребятами дружно проработаем подробный план предстоящего обмена. Как тебе такое предложение?
— Не годится, падла наглая, — лениво зевнул Артём. — Ни о какой "совместной работе" — не пойми с кем — и речи быть не может. В такой неоднозначной и непростой ситуации командир подразделения просто-таки обязан — взять на себя личную ответственность за принятие судьбоносных решений…. Кстати, Дмитрий Алексеевич, ещё раз обратишься ко мне на "ты" — сразу же получишь по бесстыжей морде. Серьёзно так получишь, с выбитыми напрочь зубами и сломанным — на хрен — носом…. Уяснил?
— Уяснил, — обидчиво надулся Фюрер и тут же полез в бутылку. — А почему наблюдаются такие откровенные несправедливости и дискриминации, господин майор? Сане Шмидту — "тыкать" — можно без всяких серьёзных последствий, а мне грозите личико попортить в хлам…. Не, а почему? Я думал, что в нашей великой и славной стране безраздельно царят равенство, демократия и самое натуральное братство, а тут — нате вам. Жуйте, суки драные, сталинские вариации…. Ничего не понимаю!
— Ну, брат братский, про равенство и демократию, царящие в современной России, это ты загнул…. Что, самому стало смешно? Бизнес-политическая элита, как же можно обходиться без неё? Элита…, мать её…. А касаемо Шмидта, то ему позволены — сугубо в боевой обстановке — определённые вольности. Потому как он — старший лейтенант ГРУ, а это совсем, даже, не ерунда ерундовая.
— Всего лишь старший лейтенант, — презрительно хмыкнул Фюрер. — Подумаешь…
— И ничего — не подумаешь! — повысил голос Артём. — В ГРУ, чтоб ты знал, звание старшего лейтенанта соответствует майорскому званию в обычной армейской части. Почему так? Исторически сложилось…. Ладно, бойцы, я посплю немного, да и вам советую. Вдруг, ломка, обещанная подлым Геббельсом, не способствует здоровому и спокойному сну? Бумажки написать — дело не хитрое. Минут за десять-пятнадцать можно — при сильном желании — управиться. Если делать это на свежую голову, понятное дело…. Старший лейтенант Шмидт!
— Я!
— Проследи, чтобы наши штатские гаврики съели все калорийные конфеты…
Поспать толком, впрочем, не получилось. Беспокойный внутренний голос упорно прорывался сквозь вязкую пелену дрёмы и настойчиво нашептывал всякие разности: — "Ещё немного про давешний ядерный взрыв…. Может, его, всё же, не было? Повышенный радиационный фон около туннельного щита, преградившего путь к станции "Площадь Ленина"? Очередная наглая обманка, не более того! Стоит, к примеру, за металлическим щитом стеклянная баночка, доверху наполненная радиоактивной гадостью, вот, и все дела…. Жадное чавканье и звуки работающей зубоврачебной дрели? Обычная магнитофонная запись, транслируемая через мощный усилитель! Генералы-то наши — большие затейники и путаники, ни то ещё придумают, мерзавцы сообразительные…. Кстати, всё происходящее на станции "Выборгская" может оказаться отдельным экспериментом, искусно вплетённым в общую канву образцово-показательных учений. Например, знаменитая группа "Z" осуществляет на "Выборгской" "полевые" испытания секретного галлюциногенного препарата нового поколения. А мерзкий доктор Геббельс, поливающий отборной грязью подразделение "Z", и является его тайным руководителем. Коронный фокус, так любимый всеми секретными спецслужбами: главный "разоблачитель" — на самом деле — и является "резидентом"…".
Вредный внутренний голос много ещё чего рассказывал-докладывал, но Артём старался не обращать на это никакого внимания, целенаправленно погружаясь в цветной сон — с яркой эротической подоплёкой — главной героиней которого, как легко догадаться, являлась Татьяна…
Кто-то сильно и настойчиво потряс его за плечо
— Что случилось? — спросил Артём, открывая глаза.
— Плохо очень ребятам, командир, — негромко пояснил Шмидт. — Видимо, началась обещанная ломка. Поговорил бы ты с ними, успокоил бы…
Хантера и Фюрера била крупная дрожь, по лицам беспрерывно струились-стекали капельки холодного пота. Оба, жалобно сверкая глазами, сидели на противоположных нарах, безвольно прислонившись спинами к шершавой стене камеры.
— Плохо, орлы могучие? — для начала разговора задал дежурный вопрос Артём. — Знобит, наверное?
— Знобит, — заторможено подтвердил Хантер. — А ещё — словно бы — что-то давит сверху. Ох, тяжело!
— Постоянно давит, прямо на темечко, — подтвердил Фюрер, нервно смахивая ладонью с лица обильный пот. — Очень муторно и страшно на душе. Очень…. Подземелье проклятое! Не хочу больше! На волю хочу, на поверхность! Солнышко хочу увидеть! Немедленно! Прямо сейчас…
— Прекратить дешёвую бабскую истерику! — прикрикнул Артём. — Хочу, блин, не хочу…. Разнюнились, бойцы!
— Так, страшно же очень. Давит…подземелье…
— Разве это — настоящее подземелье? Так, насмешка сплошная, — теперь Артём старался говорить мягко и плавно. — Вот, однажды в Никарагуа мы с Лёхой Никоненко полтора месяца слонялись по бесконечной древней пещере. Это, да — настоящее подземелье, дикое, страшно…. А здесь — ерунда, сплошная цивилизация, розовые сопли и всё такое прочее…. Метро, одним словом! Курорт натуральный, пятизвёздочный.
