Инна Кублицкая - На тихом перекрестке
До тех пор, пока ее не разбудил звонок.
Звонил телефон. Звонил тревожно и настойчиво. Звонил, постепенно затихая, вплетаясь в звуки идущего поезда, которые различала уже просыпающаяся Шано.
Некоторое время она лежала, приходя в себя. «Господи, — думала Шано, — да что же это такое!» Она думала, что этот кошмар закончился, а он, оказывается, притаился где-то в глубине подсознания и, стоило ей расслабиться, вновь напомнил о себе. Что все это может означать? Что-то же это должно означать, черт побери! После смерти Майка Шано мимолетно подумалось, что ночные звонки из сна как-то связаны с его странным убийством. Майк умирал и… звал ее?.. предупреждал?.. просил о чем-то? — но она не слышала. И только когда сон отключал суетное и деятельное сознание, мозг улавливал эти сигналы и преобразовывал их в привычные телефонные звонки, будоражащие, выдергивающие из сна, но и сами являющиеся лишь частью этого сна.
Майк умер, и звонки прекратились. А теперь вернулись. Неужели снова?.. Значит, снова где-то опасность? Кому она угрожает? Самой Шано? Господину Мюллеру? А может, Коэну?
«Ох, не за простое дело мы взялись, — Шано заложила руки за голову. — Не зря все это: звонки, замерзший Майк, снова звонки… Может, он меня с того света о чем-то предупреждает? Чушь какая! И все равно — надо будет с Сузи поговорить. О черт, и она ведь куда-то запропастилась!»
От мыслей о чертовщине ее отвлек деликатный стук в дверь и голос проводника:
— Мадемуазель, через пять минут Мюр-на-Отейне. Вы просили предупредить.
— Благодарю вас, — откликнулась Шано, садясь.
Она быстро привела себя в надлежащий вид и, когда поезд начал останавливаться, вышла в коридор с видом принцессы, путешествующей инкогнито; проводник с глубочайшим почтением принял из ее царственной руки не очень богатые чаевые.
7
Шано вышла из поезда на крохотной, будто игрушечной, станции. По обе стороны аккуратного, словно только что выкрашенного, вокзальчика от края и до края чисто выметенной платформы красовались затейливо выложенные клумбы, образующие надпись «Добро пожаловать…» — слева от входа и «…в Мюр-на-Отейне» — справа. Сразу за станцией начинался сам городок. Точнее, деревня. Ровные улочки, бело-красные, словно сошедшие с рекламных проспектов, домики под черепицей с зелеными лужайками перед фасадами и четко нарезанными квадратами садиков позади и с боков. На холме, куда взбегала улица, угадывалась площадь с небольшой церквушкой и зданием ратуши; людей и машин в движении на улице почти не видно. Тишина и благодать. Провинция.
Кроме Шано и еще одного пассажира, на станции никто не сошел и никто никого не встречал. Только в начале платформы стоял тучный дежурный в униформе прошлого века, выглядевшей словно с иголочки, с которым сошедший с поезда раскланялся, будто со старым знакомым, и зашагал через рельсы, спускаясь по склону холма к стоящим поодаль точно таким же домикам под красной черепицей.
Оставшись одна, Шано подошла к дежурному, поздоровалась и спросила, где находится пансионат для престарелых. Дежурный указал в сторону стоящих несколько на отшибе строений, окруженных то ли рощей, то ли запущенным парком.
— Это там, в замке, мадемуазель.
Шано прикинула на глазок расстояние. Километра два, а то и больше. Заметив ее взгляд, дежурный предложил:
— Если не возражаете, могу дать вам напрокат велосипед. У моей жены есть дамский.
— О, спасибо! — искренне обрадовалась Шано. — Если это вас не затруднит.
— Нисколько, — улыбнулся дежурный.
— Сколько это будет стоить?
— О, сущие пустяки!..
Пока Шано отсчитывала монеты, услужливый дежурный зашел за угол здания и через минуту вернулся с велосипедом, таким же патриархально-старомодным и таким же чистеньким, как и все остальное здесь.
Еще раз поблагодарив за услугу, Шано поехала по асфальтовой дорожке к так называемому замку. Строение даже издали вовсе не походило на замок, да и выглядело не таким уж старым.
Минут через пятнадцать Шано спешилась и, ведя велосипед за руль, прошла в открытую настежь калитку.
— Добрый день, — услышала она. — Мадемуазель кого-то ищет?
Шано оглянулась. Из-за кустов на дорожку с садовыми ножницами в руках вышла немолодая женщина.
— Вы кого-то ищете, мадемуазель? — повторила она, лучисто улыбаясь всеми морщинками.
Шано поздоровалась и спросила о тех дамах, которые сегодня ездили в Корису на похороны Микаэля Кушлера.
Упоминание имени Майка оказалось не то паролем, не то заклинанием. Оказывается, «милый Микаэль» пользовался любовью практически всех обитательниц пансионата, и если на похоронах присутствовали лишь трое из них, то только потому, что остальные старые дамы не решились на столь далекое путешествие. Однако всем им была известна Шано, о которой они много слышали от покойного Микаэля.
Об этом Шано узнала, уже сидя на широкой веранде за столиком. Со всех сторон ей предлагали разнообразные варенья, печенья, пирожки и прочие сласти, сделанные чуть ли не специально к ее приезду и по каким-то особым рецептам, подливали чай с бог весть какими, судя по необычайному вкусу, травами. И щебетали, щебетали…
Шано быстро устала от этого гомона и почти не слушала, лишь автоматически кивая и улыбаясь старушкам, и проклинала про себя Коэна и Мюллера.
Как вдруг она чуть не поперхнулась.
— Простите, что вы сказали? — переспросила она, надеясь, что ей послышалось.
Однако пожилая дама, одна из тех, что была сегодня днем на кладбище, мило улыбнувшись, с готовностью повторила:
— Я сказала, жаль, что ваш патрон, господин Мюллер, и господин старший инспектор Коэн не смогли приехать.
— Нет, нет, — замотала головой Шано. — Вы что-то сказали о неприятностях.
— Ах, это, — дама улыбнулась еще более мило. — Значит, мы верно предполагали?
— Верно, верно! — Шано начинала злиться. — Но откуда вы об этом узнали?
Она оглядела довольные лица дам, явно наслаждающихся произведенным эффектом, решительно отодвинула чашку с чаем и пирожное и потребовала:
— Рассказывайте!
— Но, милочка, — попытался возразить кто-то, — скоро ужин, а вы так ничего и не покушали!
— Рассказывайте! — повторила Шано. — Я не прикоснусь к вашим пирожкам и чаю! И никакого ужина! — пригрозила она. — Или вы мне все сейчас же расскажете, или я умру у вас здесь голодной смертью, и это камнем ляжет на вашу совесть!
8
До середины тридцатых годов пансионат в Мюре-на-Отейне был точно таким же, как и десятки других во всей Северингии, то есть обыкновенным местом доживания трех-четырех десятков одиноких престарелых дам среднего и ниже достатка. И быть бы ему таковым, если бы не романтическая история, приключившаяся с тогдашним ординатором пансионата, двадцативосьмилетним Шарлем Гоаннэ. История эта самым неожиданным образом сказалась на судьбе всех последующих поколений пансионерок.
