Александр Сивинских - Гончий бес
Жерар покидал башенку последним. Он вразвалочку шествовал на задних лапах, за-ложив передние за спину, и фальшиво насвистывал «Марш энтузиастов».
Басмач помалкивал.
Спальни находились на третьем этаже. Я выбрал ту, которая выглядела обитаемой (остальные, как видно, предназначались для гостей) и уложил Дарью в постель. Под мел-кое хихиканье лохматого насмешника раздел её, укутал и вышел вон, оставив гореть ноч-ник. Мы расположились по соседству, через комнату. Вернее, расположился я один. Бес почти сразу умчался вниз, объяснив, что на столе осталось навалом вкусных и богатых протеином продуктов, которые до утра могут испортиться. Допустить такого расточитель-ства он не мог. Кроме того, ему требовалось «подавить ночной катаболизм», грозящий разрушить с таким трудом выращенные мышцы. Лучше всего для этой цели подходил поздний приём пищи.
Я обозвал его маньяком и собрался обдумать сложившуюся ситуацию. Но не успел даже толком позабавиться над тем, что искал по заданию Умнега самого себя. Заснул как убитый.
Перед самым пробуждением мне приснилось, что я стою на гладкой равнине, свер-кающей и переливающейся, как компакт-диск на ярком свету. Рядом – Жерар. Но не кро-шечный, а гигантский, на голову выше меня и раза в два тяжелее. Шерсть на нём сбрита подчистую, от хвоста до макушки, лохматой осталась лишь передняя часть морды да кон-чик хвоста. Голое коричневое тело бугрится почти карикатурными мышцами – как у геро-ев художника Валеджо. Жерар направляет на меня лапу и требовательно вопрошает:
– Взгляни, а под тем ли ты солнцем стоишь?
Я смотрю в небо. Солнца там нет, на его месте огромный пламенеющий шестиуголь-ник с заключенной внутри фигурой паука. Вместо лучей фантастическое светило испуска-ет ослепительные нити паутины. Они удлиняются на глазах, грозя спалить нас с бесом за-живо.
– Клянись же, ешь землю, что вместе со мною сгоришь! – приказывает бес. В голосе его слышен восторг лётчика, идущего на самоубийственный таран.
Я зачерпываю переливающуюся почву горстью – будто воду, и выпиваю. В тот же миг всё преображается. Паук взрывается, паутина остывает и гаснет, нас накрывает тьма. Затем в небе загораются звёзды. Они напоминают повешенных вниз головой рыбёшек. Между ними парит ангел. Одно крыло у него лебяжье, второе орлиное, в руках терновые ветви с наколотой на шипы саранчой, а сияющий лик прекрасен и бешен. Жерар хохочет и манит его двумя лапами. Бешеный ангел кругами снижается. Не в силах вынести красоту этого зрелища, я закрываю глаза.
Разбудил меня бес.
– Подъём, чувачок! – заорал он и принялся скакать по моей кровати, словно по бату-ту. – Нас ждут великие дела! Сейчас поедим, выслушаем предложение Дарьи и живенько отправимся домой. Моя задница уже просит очередную порцию адских стероидов! Вста-вай, вставай, штанишки надевай! Тру-ту, Тру-ту! Тру-ту, ту-ту, ту-ту!
Он приложил лапу к морде и изобразил трубача.
Я швырнул в него подушкой, но промазал – шельмец был на диво проворен.
ГЛАВА 14
МАРК
В самом конце паскудной пачки нашёлся снимок, резко отличающийся от остальных – как по формату, так и по содержанию. На нём была запечатлена страница из личного де-ла сотрудника «Серендиба». С фотографии на Марка смотрел, ехидно улыбаясь, злопо-лучный «нудист». Текст был слишком мелок и снят нарочно не в фокусе. Но имя читалось без проблем. «Нудиста» звали Павел Дезире.
Фишер поцокал языком. Маленькая дрянь подставляла всех подряд – своих и чужих. Какие цели она преследовала, можно было только догадываться. Марк подозревал, что красавчик с таким взглядом как у Дезире не отличается особенной щепетильностью в от-ношениях с девушками. Зарина могла банально мстить ему за неверность.
Марк целую минуту рассматривал лицо неуловимого «нудиста», потом бережно сложил снимок и спрятал во внутренний карман. Делиться с Сильвией информацией – важной и добытой с таким трудом, он и не помышлял. Вот прилетит Дядюшка Джи, тогда и придёт время для этого снимка.
В Штатах уже начался день. Это попахивало иронией. Погрязшая в мокрую сен-тябрьскую ночь Раша, безнадёжно сползающая в ужасы медвежьей зимы, и как полная и окончательная противоположность ей – просыпающаяся, солнечная Северная Америка. Где даже осень жизнерадостна, будто Микки Маус и многообещающа, как рекламный ро-лик нового голливудского блокбастера.
Перемешивая пальцами ссыпанные в карман клочки фотографий, Фишер пошагал прочь от «Серендиба». Он шёл без определённой цели, швыряя в попадающиеся урны порции обрывков. Когда в кармане не осталось ни единой бумажки, он уселся на мокрую, засыпанную палой листвой скамью. Подобно аборигенам Марк пристроил зад на гнутую спинку, а ноги утвердил на сиденье. В этом нонконформизме была своя прелесть, пре-лесть маленького бунта против системы – Марк ощутил её буквально сразу. Для завер-шающего штриха не хватало только бутылки пива. Увы, купить её было негде.
Он достал телефон и набрал номер Патриции. Та ответила сразу, будто ждала.
– Привет, сладкая, – сказал Марк. – У меня дело на миллион долларов. Но поскольку я его пока не заработал, говорить буду быстро, чтобы хватило денег. Не перебивай.
– Да-да, слушаю, – прощебетала бестолковая Пэт. – Представляешь, у нас второй день льёт жуткий холодный дождь. Ветер, неба не видно, темно. Настоящая преисподняя!
– Пэт!
– Ой, прости… – Она осеклась. – Что случилось, хомячок?
Марк одними губами назвал её дурой и заговорил:
– Ты должна срочно встретиться с Дядюшкой Джи. Передай ему, что Сильвия к чёр-товой матери провалила всё дело. Не знаю, докладывала ли она, насколько всё плохо. Че-ловек, с которым мы договаривались о покупке чертежей, переметнулся к неизвестному конкуренту и был кем-то убит. Чертежи пропали бесследно. По приказу мисс Голдэнтач мы вломились в офис, где их копировали для этого самого конкурента, однако документов не было и там. Единственный вероятный – повторяю, всего лишь вероятный свидетель в бегах. Найти его пока не удаётся. Нами начинает интересоваться местная полиция. Если Дядюшка Джи всё ещё заинтересован в этих бумагах, он должен приехать сюда сам. Или же пусть отзывает нас обратно, пока не стало слишком поздно. Добавь, что Сильвия об этом звонке не знает.
– Мне не хочется указывать дяде, что он должен делать. Его такие заявления приво-дят в ярость, – сказала Пэт.
– Сладкая, ты же большая умница. Сообщи это другими словами.
– Хорошо, попробую. Что-то ещё?
– Конечно. Я люблю тебя, девочка!
– И я тебя! Будь осторожен.
– Разумеется, – пообещал Фишер. – Бай-бай!
– Бай-бай, хомячок!
Марк нажал отбой. На сердце было скверно. Совершенно ясно, что ЛЛ нужен здесь русским не для дружеского чаепития. У людей, по чьему заданию работала Зарина, суще-ствовала какая-то цель, и вряд ли она была доброй. Шантаж, киднеппинг… Вполне веро-ятно, что Дядюшка Джи может вообще сгинуть в Императрицыне. И нужно чётко пони-мать – в этом случае его гибель целиком ляжет на совесть Фишера.
