Виктор Гончаров - Долина смерти (Искатели детрюита)
— И верхом нельзя… Лучше ты побудь около них, пока я съезжу в село и привезу оттуда милиционера…
На этом они и порешили. Но тут Митька вспомнил вдруг о своей карте:
— Давай, давай, давай ее сюда… где она?..
Карту нашли в одежде Сидорина. Митька торопливо развернул ее, пробежал глазами сверху вниз и снизу вверх и удовлетворенно крякнул, найдя, что из карты ничего не исчезло. Затем, запрятав ее глубоко в карман, он поехал в село.
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
Нужно было подняться в гору, продравшись через буйные побеги молодняка пихты; затем по опушке леса, увитого лианами, доехать до глубокого ущелья, разрубавшего лес на две части, и по ущелью, нигде не сворачивая, по горной речушке, бесившейся в узком русле, прямиком следовать до селения. Дорогу-то Митька хорошо знал. Не потому, что он здесь когда-то был, наоборот, как раз в этом месте никогда не был. А потому, что хорошо ее запомнил, когда, трепетно прижавшись к подзорной трубе, с горы искал пропавшего друга.
Дорогу-то Митька знал. И поэтому, спустившись в ущелье, к речонке, бесившейся по круглолобым камням, сейчас же заблудился… Впрочем, это произошло не сразу: «сейчас же» — понятие растяжимое от одной минуты до шестидесяти…
Все шло хорошо до той самой поры, пока из-под полуразрушенного дождями, солнцем и ветром пласта бурого песчаника в диком обрыве ущелья не выполз на свет белый пласт рассыпчатого мергеля с включенными в толщу его любопытными окаменелостями. Пласт мергеля — Дмитрию ли Вострову в этом сомневаться? — не-сом-нен-но, без-о-го-во-роч-но принадлежал к кайнозойской эре развития земли; Востров скажет, беря это на полную свою ответственность, точнее: к эоценовой ее эпохе. Почему? Да потому, что наряду с прослойками мергеля встречались жилы бурого угля и залежи аспидного сланца, некогда образованные обширными лесами и болотистыми лугами, характерными для кайнозойской эры. Если этого мало, пожалуйста, — имеются еще гораздо более неопровержимые доказательства: между бурым углем и мергелем, наполовину выдаваясь в воздух и вися над обрывом, находился выбеленный солнцем череп древнего животного — анаплоте-рия, как известно, совмещавшего в себе признаки носорога, быка и свиней. Какой невежа осмелится заявить, что анаплотерий появился раньше эоцена? Никакой… Впрочем, если кто и осмелится, ему никто не поверит… Следовательно, пласт мергеля не-ос-по-ри-мо принадлежал к кайнозойской эре развития земли, именно к эоценовой ее эпохе.
Но тут и была зарыта собака: над мергелем шел пласт бурого песчаника… в песчанике были включены окаменелости гигантских раковин — аммонитов — величиной с хорошее колесо от телеги и гигантских каракатиц, имевших на задней части туловища раковину в два фута длиной… Но дело не в величине, не в каракатицах и аммонитах, находки которых не составляют большой редкости, а в том, что пласт песчаника — Вострову ли в этом сомневаться? — несом-нен-но, без-о-го-во-роч-но был древнее пласта мергеля на целые десятки миллионов лет, принадлежа к мезозойской эре, а он… а он… лежал над последним (?!)…
— Даю голову на отсечение!.. — громово вскричал Дмитрий Востров, вылетая из седла и карабкаясь по мергелю к черепу анаплотерия.
— …голову на отсечение! Тут природа сыграла жестокую шутку над молодой наукой геологией… Где это видано, чтобы более древний пласт лежал над менее древним?! Где это видано, говорю я!?.
Но череп анаплотерия, скаля потрескавшиеся и оббитые веками зубы, без-о-го-во-роч-но заявлял о своей принадлежности к эоценовой эпохе, к пласту мергеля, на котором он жил и в котором был погребен…
Лошадь Вострова, не чувствуя над собой присмотра и опеки, задрав хвост по-жеребячьи и взвизгивая от удовольствия, понеслась одна по направлению течения бурливой речонки. Митька, конечно, на такую мелочь не обратил ни серьезного, ни какого другого внимания. Он чувствовал одно: ему нанесено оскорбление, которое может быть смыто только кровью, и поэтому, обрывая пальцы в кровь, он полз и полз вверх по пласту, в котором застряла ехидная голова…
Детальное обследование подтвердило ему, что или природа в припадке ребячьей проказливости перековеркала пласты, или геологи со всей своей молодой наукой сели в глубокую калошу, в которую (признаться) они частенько саживались и раньше.
Но ведь это же грустно! Это, во-первых, подрывало в Митьке веру в науку, во-вторых, перевертывало всякое представление его о ходе геологических процессов на земной поверхности…
Грустный, с опечаленными очами, с поникшими к земле плечами, Митька сполз с обрыва и, погруженный в тягостные думы, машинально побрел вниз по реке, очень смутно представляя себе, за каким чертом он идет куда-то?.. Потом, придя в нормальные свои чувства, он сообразил, что заблудился.
…Ущелье имело несколько рукавов, похожих друг на друга, как две слезы из одного глаза…
О своем коне, на котором остались карабин и походная сумка, Дмитрий Востров забыл безотносительно. Конь был лишь случайным эпизодом в его путешествии: как можно было помнить о каком-то коне?
Отчаявшись найти дорогу, он снова полез на обрыв в надежде с его вершины увидеть потерянное, но, не добравшись до нее, заметил дымок, поднимавшийся из того же ущелья. Это заставило его спуститься обратно.
Дымок поднимался от костра, разложенного на берегу речонки под навесом мшистой скалы. Около костра за куст бузины были привязаны две лошади, а около них, на походном стуле, укрепив зеркальце в трещине громадного валуна, сидел человек с квадратным подбородком и брился. Он кинул на подходившего короткий спокойный взгляд, намылил щеку и тогда спросил:
— Вы ищете свою лошадь?
— Н — нет… то есть, да!.. — отвечал Востров, вдруг вспоминая, что ведь лошадь-то у него, действительно, была.
— Тэ-тэ… — сказал человек с квадратным подбородком, не отрываясь от зеркальца. — Как можно так отвечать?.. Ищете вы или не ищете?..
— Ну да, ищу…
— Вот она, привязана…
— Да, я уже заметил… благодарю вас…
Не дожидаясь приглашений, Митька опустился возле костра, на котором варилось в котелке что-то очень вкусное и приятно щекочущее обонятельные нервы.
— Что это у вас варится, гражданин? — спросил он, вспоминая, что не ел со вчерашней ночи.
— Суп, — отвечал квадратный подбородок, продолжая энергично скоблиться бритвой. — Суп из черепах…
— Речных, да?..
— Нет, на горе ловил…
— О, это, должно быть, очень вкусно…
— Я поделюсь с вами.
— Благодарю вас. Не смею отказаться… Знаете что? — вдруг перешел Востров к событию, взволновавшему его. — Иду это я по ущелью… Два пласта. Один, несомненно, эо-ценовый, другой — из мезозойской эры, приблизительно мелового периода… И представьте себе: первый пласт лежит под вторым (?)..
