Сакс Ромер - Возвращение доктора Фу Манчи
— Идите назад, — услышали мы, наконец, шепот Карамани.
Я видел, как шевелились ее губы, я читал ужас в широко распахнутых глазах. Реальный мир отодвинулся для меня на задний план. Я почувствовал, что теряю связь с окружающим. Мы с Карамани остались вдвоем в невиданной красоты восточном дворце, построенном силой моего воображения. Кроме нас двоих, никого и ничего не существовало. Даже нет, не так. Все вокруг меня была она — Карамани. Я ею жил, дышал, заглядывал в ее глаза, как в глубину Вселенной… Но опять этот реалист Найланд вернул меня к жестокой действительности своим язвительным замечанием:
— Петри, перестаньте трястись, вы уроните фонарик. Определенно, эти молодые люди сговорились не оставить от моего скептицизма камня на камне. Жаль только, что с опозданием… Ну что ж, попробуем и из этого извлечь пользу…
С этими словами он шагнул к сотканному из темноты грациозному силуэту, который возник между подиумом для натурщицы и тяжелым плюшевым занавесом. Карамани вскрикнула, будто подавила боль (такое симулировать невозможно, слово медика!), и горячо зашептала:
— Назад! Назад! — и она уперлась обеими руками Смиту в грудь. — Бога ради, назад! Он убьет меня за то, что я здесь… Он узнал все заранее и приготовился вас встретить…
Все это говорилось с таким отчаянием, что Найланд заколебался. Что же до меня, то стыдно сказать: едва я почувствовал аромат ее духов, тотчас же впал в полунаркотическое состояние, сон наяву, который тянется уже без малого два года. И как лунатик, я шагнул вперед.
— Не двигайтесь! — бросил Смит.
Карамани буквально повисла на лацканах его пальто. Она умоляла:
— Послушайте, вы умный человек, но ничего не понимаете в сердце женщины. Как можно, зная меня, зная… его, зная, чем я рискую… Как можно еще сомневаться?! Говорю вам: здесь, за этим занавесом, — ваша смерть! Он так устроил…
— Вот я и хочу узнать, что он там устроил! — воскликнул Смит так, будто у него начались спазмы.
Он обхватил Карамани за талию, поднял как пушинку и бережно переставил подальше от занавеса. Затем одним прыжком оказался на подиуме и изо всех сил дернул материю. И тут…
Тут мой рассказ становится сбивчивым, и что-то из него выпало, что-то совместилось с другим, потому что с этого момента я почувствовал себя человеком, попавшим в горную лавину. Тебя несет, кругом смерть и хаос, и в каждом проблеске сознания — отчетливое предчувствие собственной гибели.
Однажды я видел, как человека толкнули с палубы и он полетел в море. То же самое случилось и с Найландом, только вместо морских волн над ним сомкнулся плюш.
И его протяжный крик:
— Петри-и-и-и…
В этот момент лицо Карамани оказалось совсем рядом с моим. В каком-то отчаянном порыве она буквально вцепилась в меня, но все напрасно. Я был оглушен предсмертным криком Найланда и действовал как автомат. Отшвырнув бедную девочку и выхватив браунинг, я осветил пурпурный плюш фонариком и бросился вперед. Откинув занавес, я тут же почувствовал, что пол уходит из-под ног, я проваливаюсь куда-то в бездну, попытка за что-либо ухватиться ни к чему не привела, и я полетел…
Очнулся я, как мне тогда показалось, от непереносимого стыда, от презрения к самому себе, которое причиняло боль гораздо большую, чем все ушибы, полученные во время моего последнего бесславного «полета». Уже сколько раз мы с Найландом попадались в ловушки Фу Манчи. Сколько раз своими боками убеждались в том, что малейшая опрометчивость во взаимоотношениях с нашим роковым доктором в полном смысле слова смерти подобна. Мало того, уже по крайней мере дважды подобные фокусы великого китайского «иллюзиониста» чуть не стоили нам жизни. Так нет же! Прекрасно зная, что в студии хозяйничает Фу Манчи, мы полезли туда, как в пивную, не снизойдя даже опробовать половицы… И тут я услышал голос, звучавший в унисон моим мыслям:
— Англичане — самый надежный в мире народ. Пример мистера Смита и доктора Петри — лучшее тому подтверждение. Надо только потрудиться составить сценарий, распределить роли, и можно быть совершенно уверенным, что эти ребята не подведут. Со своей полудетской простотой они сыграют все как положено, от начала до конца. Увы, пока мы играли нашу пьесу, я потерял всех своих помощников за исключением двух, самых надежных. Так что мне оставалось только одно: спокойно дожидаться под этими надежными сводами подземелья, когда мои лучшие «друзья» сами пожалуют в уготованную им западню…
При этих словах я открыл глаза и попытался встать. Но напрасно, потому что меня, оказывается, крепко привязали к стулу из черного дерева, который был намертво привинчен к полу.
— Даже дети, получая тумаки и шишки, чему-то учатся, — продолжал читать лекцию столь знакомый мне то пришепетывающий, то гортанный голос, владелец которого с видимым тщанием подбирал слова, по привычке, видимо, стараясь, чтобы никто не мог понять его истинных мыслей. Впрочем, благодаря долгой практике общения с нашим замечательным доктором мы научились понимать его с полуслова. А он продолжал:
— «Обжегшийся на молоке на воду дует!» — так, по-моему, звучит известная пословица. Однако инспектор Найланд Смит, который пользуется особым доверием департамента Индии и может контролировать действия имперской криминальной полиции, ни на воду, ни на молоко категорически дуть не желает и уже дважды низвергался в камеру, полную анестезирующих средств моего собственного изготовления из гриба-дождевика…
К этому моменту я окончательно собрался с мыслями, чтобы осознать чудовищный факт: игра наша закончилась. Мы теперь полностью в руках доктора Фу Манчи. Финиш!
Мы находились в комнате с низким сводчатым потолком, старой кирпичной кладкой стен, закрытых драпировкой, на которой была вышита в утонченной китайской манере вереница белых павлинов на зеленом фоне. Пол скрывал зеленый ковер, а вся мебель была из того же черного дерева, что и стул, к которому я был привязан. Впрочем, меблировка была довольно скудная. В одном углу этого помещения, напоминающего подвал башни, находился тяжелый стол с бумагами и книгами, рядом стояло резное кресло с высокой спинкой. Справа, рядом с единственным входом в комнату, полуприкрытым бамбуковым занавесом, находился стол поменьше. Над ним висела серебряная лампа. На столе в серебряном подсвечнике курилась благовонная палочка, пуская вверх тонкую струйку дыма.
В кресле с высокой спинкой, одетый в зеленый халат с какой-то экзотической вышивкой, в которой лишь при ближайшем рассмотрении можно было признать огромного белого павлина, сидел Фу Манчи. Маленькая шапочка венчала его удивительный череп. Одна напоминающая клешню рука покоилась на столе черного дерева. Он сидел, слегка повернувшись ко мне. На лице его была маска бесстрастного злого гения. Несмотря, а может быть, как раз потому, что лицо доктора Фу Манчи имело все характерные признаки высокого интеллекта, оно было поразительно отталкивающим. А его зеленые глаза, которые то загорались, как у кота в темноте, то гасли и тускнели, как подернутая ряской болотная жижа, были не зеркалом души, а эманацией злого духа, вселившегося в это сухопарое и сутулое тело.
