Макс Фрай - Куда исчез Филимор? Тридцать восемь ответов на загадку сэра Артура Конан Дойля
Алик посмотрел на часы и понял, что торчит в квартире уже добрых четверть часа. Его передернуло от мысли, что сейчас все-таки кто-то придет и он будет оправдываться, что никак не может найти этот чертов зонт в отвратительной куче бесполезного барахла, которое мать все никак не соберется вывезти на дачу: "Вот была бы машина, а без машины-то как, людей просить неловко".
Но зонт внезапно нашелся. Он висел на перекладине с вешалками, без чехла, похожий на свернувшуюся в кулек летучую мышь. Алик решительно снял его. В подъезде хлопнула дверь и раздались шаги. Алик вздрогнул и замер с зонтиком в руке. Идиот. Как это на него похоже - стоять на месте и мечтать бог весть о чем. И зачем он вечно что-то придумывает, в его жизни и так все нормально, как у людей, все давно утряслось и сложилось, - что ему еще нужно? Нет, посмотрите на него, стоит и думает о каких-то лондонах, о какой-то неизвестности. Ну какая может быть неизвестность. Чего хорошего в неизвестности? Идиот, хватай зонтик и быстро назад к своим женщинам, езжай с ними в Крым, не заставляй их ждать, будь человеком. И поставь решетку в окне спальни, а матери купи ящички для цветов на внешний подоконник, и все наконец будут довольны, и никто не будет ругаться, и хорошо, и ладно.
Но в квартиру так никто и не зашел - наверное, дверью хлопали соседи. Алик выдохнул с облегчением и случайно нажал на кнопку, зонт с хлопком раскрылся. Повинуясь смутному побуждению и ни о чем больше не думая, он положил зонт на кровать, на ненавистное с детства покрывало с кисточками, и открыл окно. Что-то блеснуло под рамой, когда створки распахнулись наружу. На подоконнике лежала английская монетка. Он взял ее, погладил большим пальцем и улыбнулся. Снаружи было тепло, по двору бегали дети. Алик ловко перемахнул через подоконник и посмотрел в комнату с той стороны. Жутковатая люстра из стекла на фоне глухого темного шкафа. Какому идиоту может прийти в голову сюда залезать и что-нибудь красть? Какой идиот может здесь жить? Какой вопиющий, лубочный, но - нет, все-таки не законченный идиот. Алик покопался в карманах и достал зарплатную карточку. Она как раз поместилась в щель между рассохшейся нижней рамой и створкой окна. Окна у них, конечно, были "не как у людей". "Люди-то давно поставили стеклопакеты", - говорила мама. "И решетки!" - добавляла Галя. Но сейчас Алик был рад, что у них нет ни стеклопакетов, ни решеток, а есть только старые деревянные рамы с жуткими щелями. Открывающиеся наружу. "Как в частных домиках".
Он приподнял щеколду так, чтобы она оказалась вровень со створкой, прижал ее снизу карточкой, плотно прижал раму и вытащил карточку обратно. Раздался щелчок. Щеколда захлопнулась, как будто ее заперли изнутри. Получилось! Как в кино. Господи, почему ему всю жизнь казалось, что такие вещи легко делаются только в кино? Что вообще в жизни может быть сложного? Разве что не забывать зонтики.
Алик повернулся и дворами пошел к дороге - ловить такси до вокзала. В кармане приятно похрустывали билеты в пустое купе и дальше - в неизвестность.
САША СМИЛЯНСКАЯ
УДИВИТЕЛЬНАЯ ИСТОРИЯ ПРО МЕЗАЛЬЯНС И ПАВЛИКА
- Крышка гроба захлопнулась, и больше эту девочку никто никогда не видел, - с облегчением закончил Павлик.
- Никогда-никогда? - шепотом спросила Варя.
- Никогда, - Павлик безжалостно кивнул, гипнотизируя дверь подъезда: жена обещала выйти пятнадцать минут назад. - И так будет с каждым, кто не слушается маму.
Варя с неожиданной для девятилетней девочки грацией подпрыгнула, сорвала цветок с тяжелой ветки старой акации, сжевала и убежденно заявила:
- С девочкой ничего страшного не случилось. А не вернулась она потому, что там прикольно.
- Где прикольно? - уточнил Павлик. - В гробу на колесиках?
- Ага, - кивнула Варя, прыгнула за следующим цветочком и проницательно заметила: - Да не дергайся ты так, мама скоро выйдет.
- Я не дергаюсь, - буркнул Павлик.
- Не ври.
- Ты как разговариваешь?
- По-русски, - ответила Варя, немного подумав.
"Я ее ненавижу, она меня раздражает", - привычно резюмировал Павлик. И привычно устыдился.
Из-за угла старой пятиэтажки вырулил роскошный мини-вэн.
- Смотри, бабушка, - Варя запнулась на непривычном слове, - бабушка приехала.
- Твою мать, - уныло выругался Павлик. - Где твоя мать, Варя?
- Сейчас придет, - пожала плечами девочка и весело помахала рукой. - Привет, бабуля!
"О господи, - похолодел Павлик. - Господи, ты все можешь, сделай так, чтобы мама не услышала про "бабулю"".
Судя по поджатым губам приближающейся Ольги Петровны, Господь отвлекся на вечное и просьбу Павлика проигнорировал.
- Мамочка! - Павлик расплылся в улыбке, принял приветственную позу и отстраненно подумал, что охотно бы сейчас сменял этот уютный цветущий дворик на горячий песок Колизея с двумя львами сверху. Или даже с тремя.
Ольга Петровна троекратно облобызала воздух в районе Павликовых щек и, не взглянув на девочку, уставилась на часы.
- Четырнадцать сорок пять? - вздохнула она, педалируя вопросительную интонацию.
- Она... - замялся Павлик. - Наташа забыла зонтик, она сейчас вернется.
Ольга Петровна заинтересованно задрала голову, с интересом изучая небо на предмет наличия тучки или на худой конец облачка.
- Мама ушла плакать, - сообщила Варя и ловко сплюнула несъедобную часть очередного цветка. - Она очень разволновалась, потому что вы ее ненавидите.
Ольга Петровна поморщилась. Конечно, слегка, почти незаметно.
- Ты как себя ведешь? - спросил Павлик.
- Я, - хлопнула глазами Варя, - говорю правду. Меня мама учила правду говорить, и ты тоже учил. А сами вы то одно говорите, то другое, когда никто не слышит.
Повисшую тишину можно было бы с успехом использовать в качестве снаряда тяжелой атлетики на следующих Олимпийских играх.
- Постоишь с Ольгой Петровной, - приказал Варе Павлик, - я схожу потороплю маму.
- А она не бросится? - громким шепотом спросила Варя. - Она у тебя какая-то бешеная, Павлик.
* * *
Ольга Петровна пыталась понять, почему она так волнуется, и не могла. Вроде бы все схвачено, сейчас сотрудница загса придерется к паспорту этой девки - мол, печати размыты, фотокарточка отклеивается, извините. Вот и все. А второй раз Павлик ее не ослушается, никакой свадьбы не будет, вернее - будет, но с наследницей ликеро-водочной империи, эта девка с детенышем уберется обратно в свой Ульянов-на-Крупск, или как там его, и всем будет счастье.
Почему же она так волнуется?
- Вон мама идет, - сообщила Варя. - И чего вы все так нервничаете?
