Ольга Романовская - Маска безумия (СИ)
Продавец гашиша вальяжно развалился на стуле, закинув ногу на ногу. Вопрос об имени и фамилии он проигнорировал, фамильярно поинтересовавшись:
- Чего надо?
- Повежливее. Вы уже заработали на тюремное заключение.
- Не-а, оправдают, - осклабился "крыса" и в очередной раз сплюнул вязкую слюну. - Улик нет, одни домыслы. Я тебе, что ли, травку продал?
- Не мне. И поэтому крупно попал, приятель, - перешёл на тот же тон, что и допрашиваемый, господин Ульман. - На верёвке болтаться не хочешь? За компанию.
"Крыса" задумался и неохотно назвал себя:
- Варрован. Меня так мамулечка ненаглядная нарекла.
Господин Ульман заполнил первую графу протокола и лениво, будто походя, заметил:
- Ещё раз сплюнешь - выбью зубы. И извольте не "тыкать", господин Варрован.
- А то что? - с вызовом спросил "крыса".
- Ну, рискни здоровьем.
Но господин Варрован не стал, согласившись использовать привычную форму обращения: "господин соэр".
Заместителя Брагоньера интересовали личности покупателей Варрована за последние два месяца. Он описал погибшего актёра и получил подтверждение: да, тот приобретал гашиш.
- Сам?
- Да нет. В первый раз его хлыщ привёл. Лощёный такой, пах хорошо, нос от меня воротил. Я бы его выставил, если б ему адресок не дал один хороший человек.
- Что за человек?
- Так, дворянский сынок. Имени не назову, господин соэр: своих не выдаю.
Господин Ульман не возражал: сейчас его не волновали сомнительные развлечения знати.
Разговор вернулся к личности "хлыща". Задумавшись, Варрован описал его как: "чистенького сукина сына".
- Приметы у него имелись?
- Я приметами не увлекаюсь: себе дороже. Говор правильный, сам богатенький. И всё время морщился, будто я куча дерьма. Но тому, второму, много зелья купил. Больше не появлялся.
- А второй, погибший?
- Хаживал. Любил дурь, шельмец!
Варрован хрипло рассмеялся.
- И всё же напрягите память и вспомните приметы.
- Тордехешец, белая кость... Повыше вас, пополнее меня. Колечко на пальце. Без усов и шрамов.
- Он мог быть врачом?
- Кто ж его знает! Только врач бы не чурался меня: я и во имя добра травки и порошочки продаю. Сколько этими руками жизней спасено!
Господин Ульман поморщился от патетики "продавца смерти", но признал, в словах того присутствовала доля правды. Без наркотических средств невозможно проведение операций, лечение тяжело больных и некоторые виды магической деятельности. Именно поэтому наркоторговцев ещё не упекли за решётку, лишь бдительно следя за распространением товара и пресекая активную деятельность.
Но отпускать Варрована Ульман не собирался. С самодовольной улыбкой, спрятанной маской, он вывел в конце протокола пункты обвинения и холодно зачитал их обвиняемому. Да, не так эффектно, как начальник, у которого наглец и рта бы не раскрыл без команды, но не менее действенно: "крыса" соблаговолил сотрудничать со следствием. Однако от предварительного тюремного заключения это Варрована не спасло: закон не предусматривал снисхождения для подобных свидетелей.
В дальнейшем "крысу" тоже не ждала вожделенная свобода: честным верноподданным его не назвали бы даже тёмные маги. Другое дело, что наказания было не столь суровым, чем за сообщничество, и при условии хорошего поведения следующую осень Варрован встретил бы под голубым небом.
Владельца магической лавки допрашивали иначе: вежливо и тактично.
Перепуганный господин Моус и рад был бы помочь, но не знал как.
- Вспомните, кому вы продавали антимагический порошок. Речь не о волшебниках.
- Но ведь их не всегда определишь, - оправдывался господин Моус. - Если они в мантии или с амулетами, накопителями - тогда да, а то ведь обычные люди. Просто необычные предметы покупают.
- И всё же, кто приобретал у вас антимагический порошок? - повторил вопрос следователь, краем глаза взглянув на часы. Дежурство только началось, а уже хотелось расслабиться, снять эту хламиду и пропустить чего-нибудь горячительного в тёплой компании бедняг, по разным причинам так же вынужденных ночевать в Следственном управлении. - Меня интересует период с первого апреля по сегодняшнее число.
Господин Моус задумался и начал загибать пальцы. Двое посетителей - его постоянные клиенты, а третий новый.
- Я ведь вспомнил. Он сразу много купил. Зашёл за пять минут до закрытия, начал путано объяснять, чего хочет... Точно не маг. И всё в тени прятался.
- Молодой или старый?
- Да не старик. Возраст не разобрал, но не моложе двадцати. Он, очевидно, верхом приехал: на ногах сапоги со шпорами. А на руке - печатка.
- Какая печатка?
- Запамятовал. Там, вроде, рептилия какая-то была...
- Может, змея или саламандра? - назвал следователь эмблемы врачей.
Моус пожал плечами и вздохнул: вылетело из памяти.
- Что ещё скажете? - следователь радовался скорому окончанию допроса и заметно повеселел.
- О том человеке? Одежду я его запомнил, голос... Если бы ещё раз увидел, узнал бы.
- Значит, вы согласны принять участие в очной ставке?
- Конечно. Если тот человек - убийца, как вы говорите, - это мой долг.
Память господина Моуса извлекла из небытия ещё несколько подробностей: уже знакомую по допросам других свидетелей кожаную сумку через плечо, из которой торчал кончик какого-то свитка, цвет глаз и напряжение в голосе покупателя.
- Благодарю вас, - следователь поставил вожделенную точку в протоколе допроса и протянул его на подпись свидетелю. - Ознакомьтесь и, если с ваших слов записано верно, распишитесь.
Неразборчивая подпись владельца магической лавки украсила лист проштампованной бумаги, и слуга закона поспешил подшить её в дело. Оно разрослось до двух томов: один, только начатый, лежал перед следователем, другой, раздутый, первый, - у господина Ульмана. Но утром оба тома должны были оказаться в кабинете Брагоньера.
