Эрве Жюбер - Кадриль убийц
Молодой человек огляделся. Но зрелище нарисованной спальни его не тронуло.
— А Симмонс? Что сделаем с ним?
— Он является частью иной реальности. Мы как бы оставили его на обочине дороги…
— А если он решит вдруг пальнуть в упор в картину?
— Министерство внесет нас в списки пропавших без вести.
Собачка вдруг повернулась в сторону прихожей и с яростным лаем бросилась туда. Урсула села в кровати в момент, когда в спальню ворвался Симмонс. Он вскинул карабин, целясь в колдунью. Единственной мыслью, пришедшей в голову Роберте, оказалась мысль, что Симмонсу тоже нравится Карпаччо. Очко в его пользу.
Пес подпрыгнул и вцепился ему в пояс. Симмонс ударил его прикладом, а потом отбросил ногой в угол спальни, прицелился и выстрелил. Собачка превратилась в кровавую лужу, а по нарисованной спальне прокатился раскат грома.
Урсула потеряла сознание. Ангел ничего не заметил. Симмонс снова целился в двух беглецов.
— Бежим! — крикнула колдунья.
Они бросились в боковую дверь и оказались на берегу Большого канала. Вечерело. На набережной толпились люди. Великолепный понтонный мост позволял перебраться через рукав лагуны.
«Что мы делаем в „Чуде креста“? — спросила себя Моргенстерн. — Эта картина никогда не входила в цикл святой Урсулы…»
— Мы все еще в Венеции? — спросил Мартино.
— В Венеции. Не стоит ждать, пока Симмонс нас догонит.
Они пробились через толпу нотаблей, которые смотрели на них, не понимая, что Моргенстерн и Мартино делают среди них. Через пару минут они уже пересекли древний мост Риальто и углубились в лабиринт узких улочек полуреальной-полувымышленной Венеции.
— Этот цикл святого Георгия… Как вы рассчитываете в него попасть?
— Вернувшись в цикл святой Урсулы и добравшись до некоей сцены, — объяснила Роберта.
Симмонс не подавал признаков жизни. Но они все же часто озирались в поисках преследователя.
— Какая сцена?
— Брак. Дело происходит на берегу моря. Стилистические элементы объединяют эту картину с битвой святого Георгия и дракона. Построение ландшафта. Наклонная мачта корабля, которая воссоздается в копье святого.
— Вы изучали историю искусств или колдовства?
— И то, и другое. Подождите.
Она что-то услышала. Они находились в дворике, который художник не успел дорисовать. В пустоте висел колодец. Роберта прислушалась, но шум, который раздался несколько мгновений назад, стих. Молодой человек показал на папку за ее поясом.
— Договоры?
— Мы успеем их изучить, когда выберемся отсюда. Снова началось.
— Что?
Земля в дворике задрожала, целые пласты краски начали осыпаться вокруг них. Ряд труб растрескался и унесся в желтое небо в виде вихря пыли. Две огромных плиты приподнялись, как створки ворот в мостовой, отбросив неоконченный колодец в сторону. Лошадь, нарисованная одним росчерком пера, выбралась по наклонной плоскости на поверхность и остановилась перед ними. На ней восседал Симмонс.
— Как вам нравится этот маленький эскиз? — воскликнул он. — Я отыскал его под первым слоем краски.
Набросок лошади источал скрытую угрозу. Будучи неоконченным, он стал прекрасным продолжением того, кто восседал на коне. Стоило Симмонсу подумать «Вперед!», как он двинулся бы вперед. Прикажи он «Растопчи!», жеребец бросился бы на беглецов, чтобы растоптать. Молодой человек и колдунья отступили в противоположный угол дворика.
— Вы знаете, как функционирует эта вселенная? Неужели придуманные вещи становятся реальными? — спросил Мартино у Моргенстерн.
— Несомненно, — ответила она, не сводя глаз с Симмонса.
Мартино наморщил лоб, пытаясь сосредоточиться. Симмонс зарядил карабин и направил его на Моргенстерн, считая ее более опасной.
— «Морские линии Палладио» надеются, что вы совершили приятное путешествие, — произнес он, забыв улыбнуться.
— Садитесь! — приказал молодой человек, вдруг дернув колдунью за рукав.
Он сидел на неизвестно откуда возникшем мотоцикле. Моргенстерн не стала искать разгадку и прыгнула в седло позади Мартино. Мотоцикл с ревом рванул с места. Симмонс выстрелил. Пуля вонзилась в мостовую в месте, где только что стояла двухколесная машина. Пока он вновь целился, беглецы неслись по извилистым улочкам древней Венеции. Грохот двигателя постепенно стихал и вскоре исчез.
Симмонс опустил оружие, погладил по несуществующей холке коня. Этот Клеман Мартино оказался хитрецом. И обладал воображением. Но и Симмонс не был лишен воображения…
— Быть может, притормозите? — крикнула Роберта через плечо следователя.
Вот уже пять минут молодой человек гнал на полной скорости, едва справляясь с поворотами, мостиками, крытыми переходами и улочками, созданными Карпаччо, который с точностью воссоздавал оригинал. Мартино взлетел на мостик, в последний раз нажав на газ. Они взлетели и приземлились в нескольких метрах среди снопа искр.
Мотоцикл остановился в центре гигантской площади, окруженной зданиями, похожими на античные усыпальницы. Издали за ними наблюдали нарисованные люди. «Если я решусь слезть с этой дьявольской машины, — подумала Моргенстерн, — они с воплями разбегутся». Она слезла с мотоцикла, немного одурев от скорости. Люди действительно с воплями бросились прочь.
Мартино улыбался во весь рот. Он выглядел восхищенным, хватившим «дури», обалдевшим. Колдунья хотела ему посоветовать порезвиться на площади, не жалея шин. И он бы выполнил ее просьбу, хохоча, словно сумасшедший.
— Потрясающе, — проворчала она.
Она ощущала, что на нее вот-вот обрушится мигрень. Да здравствует общественный транспорт!
— Где вас обучали такой езде? — крикнула она. — Вы хотите убить нас или что? Дурачок, вам надоела эта жизнь?
Мартино ожидал комплиментов за свой талант водителя, который он только что продемонстрировал.
— Но… я… мы оторвались от Симмонса! — защищался он.
— Ну да. Видите вон то круглое здание?
Она указывала на главную усыпальницу, фасад которой нарисовал мастер перспективы. Молодой человек утвердительно кивнул.
— Врежьтесь на своей жуткой машине в него. И испытаете способность поглощения силы удара в венецианской живописи. Давайте. А я буду наблюдать.
Мартино пожал плечами и остановил двигатель, вращавшийся на малых оборотах.
— Глупо, — прохрипел он.
Трое нотаблей, не столь трусливых, как остальные, решительно направлялись в их сторону. Три одеяния — желтое, красное и синее, которые резко выделялись на незапятнанной брусчатке площади.
— Где мы? — осведомился Мартино.
— Вернулись в цикл святой Урсулы. Тот самый «Брак».
Цветная делегация уже прошла половину пути. Люди что-то кричали. Вероятно, на старом итальянском.
