Александр Лонс - Завещатель
Когда последний из нас отошел от постамента, гроб закрыли крышкой, вколотили гвоздь с номером, и заиграла патетически скорбная органная музыка. Гроб медленно опустился вниз, и горизонтальная дверь закрылась. Мой друг окончательно исчез из этого мира.
После мы немногословно попрощались и разошлись. Однокашников почти не было, а его сослуживцев я вообще не знал. Поминок не планировалось, и все испытывали явное облегчение оттого, что неприятная, но необходимая процедура наконец-то закончилась. Нас развезли — кого до метро, кого до стоянки личного транспорта, а кого и до дома. Осталось совсем немного — через пару дней мне уже можно было выполнять последнюю волю.
Через несколько дней я снова был в крематории.
Получение праха — уже совсем не торжественное мероприятие. Это скорее напоминает покупку чего-то не очень нужного и малоценного. В небольшом, похожем на магазин помещении, заставленном образцами погребальных урн и колумбарных табличек, я предъявил соответствующие документы и долго объяснял, что урна для праха мне не нужна. Не многие знают, что прах кремированного покойника не ссыпается непосредственно в урну, а помещается сначала в полиуретановую капсулу, которая затем вкладывается в саму урну. Так вот, мне стоило больших трудов убедить тетку, ответственную за выдачу прахов, что нужна именно голая капсула. Без урны. Добившись, наконец желаемого, я сел в поджидавший меня «Фольксваген», и поехал на юг Москвы.
Ехал я долго — попал в какую-то пробку, и подумать было о чем. И о предстоящих действиях, и о том, что все скоро кончится, и о дорожном движении в Москве. Вот передо мной какая-то разудалая «Мазда» с девушкой за рулем перескочила через разделительную линию и залетела на встречную полосу. Выезд на встречную всегда считался довольно-таки опасным маневром, как для жизни, здоровья, так и для благосостояния, особенно в последнее время. Стоя в вечных московских пробках, я давно уже убедился, что среди тех, кто так лихо въезжает в поток, почти две трети — молодые женщины или начинающие неопытные водители. Но лично у меня, такие девушки за рулем всегда ассоциировались с на редкость бестолковым и хаотичном броуновским движением. Едет, будто бы плывет по улице. Сама в коротенькой юбчонке, да еще и на высоких каблучках. Красотища — глаз не оторвешь! Едет такая, и думает наверно по ходу событий: «Ой, какой миленький магазинчик! Может надо зайти?» А то остановится прямо посреди дороги и решает важную проблему бытия: «Ой! А ведь я не сказала маме, что Мурзик останкинскую колбасу не ест! Надо срочно позвонить!» Звонит, естественно продолжая стоять на прежнем месте, не обращая особого внимания на недовольства прохожих или сигналы других водителей. И ладно бы сидела какая-нибудь амазонка-эмансипуха, супервумен или просто крепкая спортсменка. Так нет же! Совсем даже напротив! Едет этакая дюймовочка, прет прямо по тротуару, устрашая мирных пеших граждан и ничего, нормально все! На ее с утра скрупулезно отредактированном личике, эмоций и мыслей — ноль, одно только очарование. Вот и сейчас: сама — метр с кепкой, головка с кулачок, своими лапками испуганно держится за руль, перескакивает через бордюр и начинает нахально выпихивать меня с моей полосы. Так и тянет открыть ей оконце, нагнуться прямо к ее кукольной мордашке и гаркнуть во всю глотку: «Деточка, ведь же Москва, столица нашей родины! Здесь тебя могут и на х… послать не подумав! Ясно тебе?». Но, врожденный такт, учтивость и природная вежливость не позволяют мне этой маленькой слабости. Это вообще-то что? Новая генерация водителей, неудачное стечение обстоятельств или что-то еще? Наверное, я не понимаю чего-то важного и нужного в нашей современной жизни.
Но все-таки езда через всю Москву лучше, чем что-либо иное отвлекает от безрадостных мыслей.
Пересыпать прах их капсулы в пакет решил в Битцевском лесопарке. Во-первых, лес, природа, действуют на меня умиротворяющие, а во-вторых, в глубине парка в рабочий день всегда мало народа. Это на выходные туда придут всякие «отдыхающие» с их вонючими шашлыками, запрещенными кострами и пивом. Потом они оставят после себя мусор и уйдут, немелодично бренча на гитарах, горланя пьяными голосами чужие песни и пугая своим диковатым видом случайных пенсионеров. Но это — в субботу, а сегодня там сравнительно тихо, и есть места за оврагами, где вообще никого нет.
Я вышел из машины и совершил небольшую прогулку вглубь леса. Перешел по разрушенному мостику маленькую речку, поднялся на высокий склон и углубился в светлый липовый лес. Никем не потревоженный, не торопясь нашел подходящее место — вокруг высокие липы, недалеко раскидистый дуб… Вскрыв охотничьим ножом черный контейнер, переместил содержимое в заготовленный для этой цели пакет. Пустую распоротую капсулу я выкинул потом в мусорный бак у выхода из парка.
В тот же день, где-то в начале третьего, на одном из московских мостов можно было видеть странную картину. Человек, одетый во все черное, сначала прошел по одной стороне моста, потом по другой, но до конца не дошел — остановился посередине. Немного постоял, посмотрел на реку, на толпящиеся вдалеке дома района Марьинский Парк (где там парк?), на какой-то проплывающий внизу катер — и перегнулся через парапет. Несколько минут он смотрел на загаженную воду внизу, затем раскрыл свою сумку, вынул оттуда полиэтиленовый пакет с чем-то сыпучим, и быстрым движением высыпал это в реку. Порыв ветра подхватил сероватый неоднородный по консистенции порошок и разнес его вдоль широкой водной ленты.
4. Ольга
Вдоль широкой водной ленты Невы дул ветер и летали черноголовые чайки. На набережной стоять холодно. Стемнело, и мне б уже идти домой — завтра рано на работу.
Оба моих родителя, после того, как получили контракт в Финляндии, уже полгода как жили в Хельсинки. Обещали приехать в отпуск. На уик-энд они иногда наезжали, но нечасто и все реже и реже. Поэтому сейчас и ныне я сижу одна со своей собакой, и мне иногда становится скучно, грустно и уныло. Вообще-то я самодостаточный человек, но частенько на меня накатывала серая тоска.
То, что со мной чего-то не так, я стала подозревать уже давно. В транспорте люди обычно занимали места рядом со мной в самую последнюю очередь. Старухи же наоборот — если все сидения уже заняты, направлялись непосредственно ко мне, а потом недовольно и укоризненно ели меня глазами, пока я не уступала место им. Прохожие никогда не спрашивали у меня дорогу, а всякие уличные кидалы вообще меня игнорировали. Последнее, впрочем, не сильно меня беспокоит. Есть еще множество всяких мелочей, к которым я привыкла и перестала замечать. Вероятно, я никогда бы не озаботилась вопросом — «А почему это все так?» Если бы не одна дурацкая история на работе.
