Опасные манипуляции 3 (СИ) - "Роман"

— Ну что, свинья, тебе приятно?

На что девушка отвечала неразборчиво, но позитивно.

Стараясь не мешать молодым людям, я осторожно стал приближаться к веселой компании, но тут на сцене появился приотставший от меня старшина. То ли он громко сопел, то ли задел камешек, но нас услышали. Задний юноша, не прерывая своего занятия, стал испуганно поводить ушами, как суслик возле норки. Старшина Олег сорвался с места, что –то крича об изнасилование, ударил дубинкой по оголенному заду заднего юноши, который испуганно побежал. Пробежав пару шагов, он запутался в спущенных штанах и упал на четвереньки, но продолжил уходить от погони, судорожно придерживая портки одной рукой, постепенно переходя от бега на четвереньках на галоп задними конечностями и ускоряясь. Сзади его подбадривал Олег, в азарте размахивая резиновой палкой, как кавалерист Первой конной армии шашкой. Оставшиеся на поляне зрители с интересом проводили взглядом бегущих, пока те не скрылись за полуразрушенными сараями, затем второй мужчина спокойно одел штаны. Девушка, тяжело дыша, замерла, придерживая руками радующую взгляд тяжёлую грудь.

— Привет Олеся. И чем вы тут занимаетесь?

Первый ответил юноша:

— А вы что, не понимаете? Встретили женщину, познакомились. У нее с мужем проблемы, вот мы и решили с ней помочь друг другу.

— Не знаю, не знаю. Вон старшина — человек опытный, что-то про изнасилование говорил…

— Ну, какое изнасилование! Всё было по согласию, скажи ему — юноша обернулся к девушке.

— Отвернись, пожалуйста. Мне одеться надо — ответила на это девица.

— Ха-ха, Олеся. Я отвернусь, а ты в кусты убежишь. А бегать за тобой лень. Так что, одевайся так, а я полюбуюсь.

— Ну, хорошо — больше не стесняясь, девушка стала натягивать на себя явно тесные ей вещи.

Загнанно дыша, вернулся Олег:

— Ушёл гад, быстро бегает — прохрипел он: — О, привет Олеся! Видел бы, что это ты с ребятами, так и не побежал бы.

Юноша к тому времени уже привёл свою одежду в порядок и сказал:

— Ну, раз мы во всём разобрались, то я, пожалуй, пойду.

— Никуда вы не пойдёте. Вы сейчас проследуете с нами — я кивнул Олегу и тот двумя сильными пальцами зацепил юношу за рукав.

— Зачем я с вами пойду, что вам надо? Мы же во всём разобрались — занервничал молодой человек.

— Мы с вами ещё ни в чём не разобрались. Олеся вполне может заявить об изнасиловании. Вот сейчас зайдем в отдел, возьмем у девушки бумагу, что все было по согласию, и идите, дальше блудите, сколько хотите. А, еще же ваши паспортные данные необходимо установить.

Парень зашипел как огнедышащий дракон:

— Зачем вам мои данные?

— Ну как же? Сейчас мы вашу личность установим, а потом под роспись доведем, что заражение других граждан полученными от Олеси гонококками, или, упаси Б-г, спирохетами уголовно наказуемое деяние, чтоб если что, то вы не говорили, типа не знал, не думал.

Юношу перекосило, он с надеждой посмотрел на девушку, но та только фыркнула и отвернулась.

— А что вы на неё так смотрите? Вы реально считаете, что Она домохозяйка с проблемным мужем? Ну, вы очень глубоко ошиблись.

С Олесей я общался около четырех часов. Она рассказала мне,что и когда приносил Боря Ангелов, кому она сбыла дешёвые колечки, цепочки и пару кожаных курток, а также несколько часов. Взяв с Олеси пару явок с повинной и изъяв из камеры хранения чемодан с украденными ею лично на вокзале вещами, мы стали прощаться: — Ты где живешь?

— Где — где! В больнице. Через три дня правда выгонит, я на вокзале недельку поболтаюсь и опять к ним приду, скажу, что у меня обострение.

— Что тебе, нравится в больнице?

— А что плохого? Сейчас демократия, психов гулять выпускают, сильно не обижают. Я утром в дырку в заборе выхожу и на вокзал, переоденусь, и совсем, как нормальная. Выхожу, с мужчинами знакомлюсь, они угощают. Ну, а вечером обратно в больничку. Чем плохая жизнь?

— Ну да, по нынешним временам, действительно, не самое худшее времяпровождение.

Я позвонил дежурному следователю своего отделение, спросил, везти ли Олесю к ней на допрос, или она поедет в психиатрическую больницу.

— Коленька, ты понимаешь, у меня шесть вызовов было, сейчас только забежала в кабинет чаю выпить, а под дверью народ уже сидит. Давай завтра кто-нибудь в больничку подъедет, пусть твоя девушка никуда не уходит, следователя дождется.

Закончив все свои дела на вокзале, я впервые за все время службы на новом месте приехал домой к семи часам вечера. А утром все завертелось по новой.

— Ты где был вчера, почему на вечернем разводе не появился?

— Докладываю, товарищ майор — вчера мной была установлена и опрошено женщина, которой Ангелов похищенные у потерпевших вещи отдавал. Целый день с ней провозился. Пока имущество нашли, пока я всё это оформил, пока её нашёл, пока опросил. Гляжу, а уже девять часов вечера. Сегодня кто-нибудь из следствия ее допросит, и вещи к делу приобщит.

— Николай, ты понимаешь, что это все бесполезно? Без его признания мы с этими вещами ничего сделать не сможем. Давай вызывай этого урода и «коли» его по новой.

— Да я понимаю, но все, что я вчера сделал, было срочно и необходимо. Не будет вещей, вы скажете, что кроме его признания доказательств нет.

— Ладно, не умничай, иди, работай. Кстати, ты про девку откуда узнал?

— Так этот паразит сам сказал. Говорит, что его все равно здесь не будет, и мы его не достанем.

— Он что, сбежать собирается, гад? Ладно, иди, работай.

Но поработать не получилось. Из детского садика, расположенного на соседней улицы, ушли с игровой площадке две девочки, едва достигшие возраста пяти лет. На место происшествия выехали все, включая розыскных собак. Дежуривший по отделу опер из группы по розыску пропавших с дежурства был снят для организации и координации поисков детей. Ну, а я был оставлен дежурить по отделу до утра. Около двадцати трех часов вечера я, на полусогнутых ногах, с мечтою только о стакане горячего чая, прибыл с очередной кражи и ввалился в свой кабинет. В отделе было пусто и тихо. Личный состав, пролазив весь день по подвалам и чердакам, технично рассосался, так как если не уйдешь сам, то работу тебе найдут. Стоило мне открыть дверь кабинета, телефон разразился резкой трелью.

К моему изумлению, звонила мама Бориса Ангелова, которая, сразу же, зачастила в трубку:

— Хорошо, что я вас застала. Сегодня случилось что-то страшное, Борис с утра запер сарайку, а когда я попыталась туда заглянуть, затащил меня в мою комнату и запер дверь. Он целый день меня не выпускал. Вечером он привёл откуда-то девок, они выпили водки и стали орать, а потом он начал рубить в щепки жарить иконы.

— В смысле жарить?

— На сковороде, с маслом. Я самую ценную успела выбросить из окна, он ее не нашел, а остальные жарит, и орет что-то.

— Так он вас отпустил?

— Нет, я в туалет отпросилась, а у нас сосед персональный пенсионер, у него телефон есть, я к нему огородом пробралась. Все, мне бежать надо, а то Борис пойдет искать.

— Так не ходите назад, идите в отдел….

— Нет, я боюсь, что без меня он дом сожжет, я побежала.

Я тупо прижимал трубку к уху, бессмысленно слушая короткие гудки, и думал. Не ехать было нельзя, но и ехать не хотелось. Но ехать надо.

Дежурный по отделу заполнял свои бесчисленные журналы.

— Серега, кто-то еще в отделе или на линии есть?

— Нет, «пепсы» сегодня в наш район не выходили, а у охраны две «сработки», все на объектах.

— Мне сейчас человек позвонил, того нашего психа мать. Говорит, что сын в буйство впал, мать запер, иконы на сковороде жарит с какими-то потаскушками. Мать боится, что он в доме пожар устроит.

— Поедешь?

— Поеду. У тебя есть что-нибудь, его из дома выкурить?

— «Черемуха».

— «Черемуха» и у меня есть, только она на пьяных почти не действует. Я боюсь, что он после «Черемухи» из дома выйдет и попытается меня догнать и наказать. Посерьезнее что-то есть?