Любовь Федорова - Тыква
— Знаешь, почему мой отец велел привлечь тебя к расследованию? — без всяких предисловий спросил государь, едва Мем переступил порог.
— Нет, — Мем поклонился.
Государь указал ему на табурет, поставленный напротив. Обычно на этом табурете сидел тот, с кого снимали допросный лист. Мем вошел в кабинет, но приближаться к государю не стал.
— Потому, что твоя болтовня о тыкве показалась ему полным бредом, и он решил вводить в заблуждение всех, кто хоть краем уха слышал про суть дела.
— Я не исключал такой возможности, — Мем уже взял себя в руки и плотно прикрыл дверь. Если государь нервничает, значит, повод нервничать скоро появится у всего государства, подумалось ему.
— И что ты скажешь мне в оправдание своих действий? — незаметно подсовывая ножичек под бумаги, поинтересовался государь.
— В оправдание — ничего. Я ни в чем не провинился, и у меня нет нужды оправдываться.
— А вообще — что ты мне скажешь?
Мем на несколько мгновений задумался, глядя на спутанные числа календаря. Потом прямо посмотрел на государя.
— Давайте поменяемся местами, — предложил он.
Брови государя поползли вверх.
— В этом деле следователь я, не так ли? — снова произнес Мем неимоверную наглость, стараясь при этом внести в свой голос как можно больше уверенности и спокойствия. — Давайте поменяемся местами, так будет правильнее.
— Если тебе станет легче со мной разговаривать, давай. — Шутка государю не очень понравилась, но он с начальственного места встал.
Теперь Мем, устроившись за столом Нонора, получил возможность беспрепятственно смотреть в материалы, собранные старшим инспектором по убийству Мероя. Нонор тоже интересовался обителью Скорбящих, но более глубоко, нежели Мем. А еще там была записочка про сегодняшний вечер на Гостинной набережной. Мем привел в порядок календарь и на время прикрыл папку. К делу следовало подходить обстоятельно, без суеты.
— Чтобы правильно ответить на те вопросы, которые потом мне зададите вы, сначала нужно, чтобы я получил ответы на те вопросы, которые задам вам я, — сказал Мем.
— В опасную игру играешь, — государь покачал головой, потом положил ногу на ногу и взял себя за колено сцепленными пальцами. — Ну, предположим, я отвечу.
— Тогда я спрошу. Чего конкретно вы боитесь?
— Того же, чего боятся все. Предательства.
— Предательства близкого человека?
— Можно сказать так.
— Вам могут выдвинуть условия или просто повернут дело так, что ваше участие в принятии решений будет минимально?
Государь поглядел слегка удивленно:
— Однако, ты формулируешь… Не знаю. Раньше я мог предполагать с достаточной долей вероятности. Теперь просто не доверяю никому.
— Может быть, зря?
— Может, и зря. Но осторожность никогда не бывает лишней.
— Зато подозрительность бывает. А почему тогда вы решили, что можете доверять мне? Потому, что ваш отец считает меня окончательным и бесповоротным болваном?
Молодой император невесело усмехнулся. Мем продолжил:
— Если я скажу вам, что опасность предательства с той стороны, откуда вы ее ждете, мнимая, вы поверите?
— Без доказательств — нет.
— Вы ведь… видели вашего сводного брата?
Перед ответом государь помедлил.
— Я видел некого человека, который может быть моим братом и может не быть им. Подходящие возраст и внешность — еще не причина считаться чьим-либо родственником. Но мой отец… он слишком щепетилен в семейных делах. К тому же, я знаю, что он всегда ждал к себе в Столицу не меня, а другого. Если бы другой приехал вовремя — не я сейчас держал бы таргский жезл власти. И, поверьте мне, господин следователь, — обращение было произнесено без тени иронии, — я вовсе не власть боюсь потерять. Я и без таргского Жезла Власти проживу прекрасно. Мне не больше всех надо в этом мире. Я не хочу терять веру в человеческую искренность и доверие. Я не хочу, чтоб мне противно становилось жить. Я — не хочу, а жизнь меня заставляет. И я могу простить, когда мне лгут, но не могу, когда меня используют. Понимаешь меня?
Мем пожал плечами:
— Очень даже. Мне самому не по душе, когда мной распоряжаются, словно игрушкой. Но я человек маленький. Я могу перетерпеть.
— Вот-вот. Сначала перетерпеть, потом отыграться. Это не по моему характеру. Мне легче уйти, чем терпеть. Совсем уйти. Все оставить, бросить их, и пусть дальше сами. У них есть другой наследник, а я в Островном Доме человек посторонний. Меня уговаривали, уламывали стать императором, заставляли чуть ли не силой. Сам я не хотел. Ну, ладно, я могу признать: были обстоятельства, благодаря которым в тот момент я согласился бы на что угодно, лишь бы забыться, но теперь это закрытая страница моей жизни. Я… не знаю, как еще объяснить тебе, Мем, чтоб стало понятно мое отношение. Меня предали уже одним тем, что не сообщили мне вовремя. Не поставили меня в известность, что другой здесь и ищет встречи. Я ничего не знал весь зимний год. Теперь я бегаю по городу, как последний идиот, и пытаюсь возродить надежду, будто у меня есть друзья, есть семья и можно верить людям. Будто я нужен не только для того, чтобы под маской Справедливости хоть кто-то находился. Но чем больше я узнаю о реальных событиях, тем хуже и хуже мое положение выглядит для меня самого.
«Э, да ты простой парень, почти как я», — подумал Мем, а сам спросил:
— Вы пробовали говорить о другом наследнике прямо?
— Зачем? Кир Хагиннор Джел слишком редко произносит вслух полную правду, чтобы я мог всерьез полагаться на его слова. Он не хочет со мной говорить на эту тему. Они оба не хотя ничего об этом говорить. Они породные ходжерцы и прекрасно понимают друг друга молча. А меня от лицемерия тошнит.
— Вы — император. Вы вправе любого человека поставить перед собой и потребовать ответа.
— Значит, я плохой император. Требовать считать себя любимым сыном я не могу даже от человека, называющего себя моим отцом.
— Я добуду вам те доказательства, которых вы хотите, — сказал Мем. — В самое близкое время добуду. Не изводите себя. Таргену император нужен вовсе не для того, чтоб было кому носить справедливую маску.
Государя вся эта беседа по душам слегка расслабила. Он перестал цепляться за собственную коленку и даже улыбнулся слегка.
— Ты оптимист, господин следователь, — сказал он. — Наверное, ты еще и в чудеса веришь?
— Перед праздником Фан нет людей, которые не верили бы в чудеса, — улыбнулся в ответ Мем.
Государь достал из-за пазухи золотой значок чиновника третьего ранга и показал его на ладони Мему.
— Будет тебе чудо, — сказал он. — Обещаю. Ты мне доказательства, а я тебе — чудо. Только, если доказательства доставишь не ты, то чудо достанется тому, кто их принесет.
