Александр Покровский - Не надо оборачиваться
— Телефона у вас с собой не было?
— Как же не было? Был, конечно! Только с него уже никому не позвонить, — старик показал на полку, где между фанерными ящиками с каким-то неописуемым хламом лежали бренные останки мобильного телефона. — Наверно, я на него в темноте наступил, и не заметил этого.
— Как бы не так, — шепнул подполковник Любе. — Я даже отсюда вижу, что аппарат давили узким каблуком. Мы с вами видели эти каблучки.
— Что вы там шепчетесь? — забеспокоился Хоттабыч. — Убить меня сговариваетесь? Юрий Николаевич предупреждал, что вы можете это сделать. Вы же федералы, а не полиция, верно? Хотя нет, дамочка эта, то есть, капитан Сорокина, из полиции. А вот этот противный тип — из КГБ, даже не сомневайтесь! Я их нутром чую, этих мерзавцев! Сколько они у меня крови попили, на всех зарубежных гастролях!
— КГБ уже давно нет, — недовольно буркнул подполковник.
— Как это — нет? Есть! Никуда оно не делось. И ЧК есть, и НКВД, и ОГПУ. Все на месте. А если хорошенько поискать, в смысле, как следует, то и СМЕРШ найдётся.
— Отставить пьяную болтовню, товарищ Хоттабыч! А ну, отвечайте — куда вы собирались ехать?
— Это моё личное дело. Я ещё не такой старый, у меня ещё иногда бывают личные дела! Поняли? — Хоттабыча окончательно развезло.
— Не в ресторан «Лилия», часом?
— А если и туда? Что, нельзя?
— Дурак вы, товарищ Хоттабыч. Та баба, что вам звонила — оборотень. Мы с товарищем Сорокиной её собственными глазами видели, правда, в записи. Убьют они вас, и фамилии не спросят. Эта вас почему-то пощадила, ну, так к вам подошлют другую. Безжалостную. И всё. Был Хоттабыч — и нет Хоттабыча. А мы её или поймаем, или не поймаем. Гарантировать ничего нельзя — уж больно девица шустрая. Её даже разглядеть тяжело, нам пришлось замедлять прокручивание записи, чтобы вообще хоть что-то увидеть. Кто ж вас от такой реактивной дамы защитит? Да никто! Вдобавок ценность ваша для нас почти никакая, а вы ещё и хамите.
— Ценность человеческой жизни неизмерима, — назидательно произнёс Хоттабыч. — А ни одна революция не стоит слезинки жеребёнка. То есть, я хотел сказать, ребёнка.
— Вы эту девицу хоть видели? — Федералов пытался хоть что-то узнать у пьяного фокусника.
— Что-то я видел. Но не знаю, что. Я открывал дверь машины, и тут кто-то заслонил свет. Я подумал, что надо глянуть, кто это там ко мне пожаловал, но потерял сознание. А потом очнулся — гараж заперт, телефон разбит, а звать на помощь бесполезно.
— Вы это уже говорили.
— А я могу ещё раз сказать! Хорошо, что у меня в гараже консервация кое-какая хранится, и пара бутылок эликсира. А то бы я со скуки тут помер. А ты, гэбист, только рад бы был! Потому что ты — гнилой мерзавец. Но Хоттабыча так просто не возьмёшь! Вот эта баба из полиции пыталась — и что у неё вышло? А?
— Товарищ Сорокина, отправьте его в вытрезвитель, — расстроенно попросил подполковник. — Надоел этот хам.
— Вытрезвителей у нас давно нет, — отмахнулась Люба. — Пусть сам протрезвляется.
— Нет, так нет, аллах с ним. Что насчёт девицы-оборотня скажете? Реально её поймать?
— Не знаю. С такой скоростью она уже может быть где-то возле монгольской границы. Да и не факт, что она оборотень. Мы же не видели, как она превращается во что-то жуткое.
— Бросьте, товарищ Сорокина! Это вас, небось, товарищ Нежный запугал? Мол, федералы убьют всякого, кто знает об оборотнях. Но это же глупость несусветная! Товарищ Нежный слишком мнительный. Никто вас и пальцем не тронет. Чтоб вы знали, об оборотнях уже много веков знают, и кому это мешает? Вон, «Ван Хельсинги» знают, а их финансируют и Ватикан, и ЦРУ, и Моссад, и британцы наверняка тоже участвуют, а убивают их только сами оборотни. И то, говоря вашим языком, это необходимая самооборона без всякого превышения пределов.
— А вдруг мы разболтаем?
— Да пожалуйста! Всё те же много веков об оборотнях много говорят, книги пишут, кино снимают. Сколько угодно болтайте, поверьте, это совершенно безопасно. Но только упаси вас Бог предъявлять убедительные доказательства. Вот тогда вами займутся всерьёз. Поверьте, в этом случае смерть будет ещё не наихудшим вариантом. Ведь есть ещё принудительное психиатрическое лечение.
— Я это запомню, — Любу тряс озноб, хотя в гараже было тепло.
— Запомните, товарищ Сорокина. И товарищу Нежному передайте. А то он боится найти оборотней, а должен бояться не найти.
* * *Бардину оставался последний на сегодня разговор с иностранцами — с венгерской полицией. Палёнка честно предупредила, что венгерского не знает совсем, потому что за венгра замуж не собиралась. Правда, кто-то ей говорил, что якобы там все или почти все понимают немецкий. Но сначала нужно было узнать номер телефона, а с этим возникли трудности. Хоттабыч продиктовал Нежному название города, тот записал, но такого города на карте не было — кто-то из них ошибся.
Палёнка довольно долго искала в интернете, пока не выяснила, как этот город называется на самом деле. Оказалось, две буквы неправильные, причём одна из них — заглавная. Дальше дело пошло быстрее — она мгновенно нашла нужный номер, правда, на том конце не спешили выполнять её просьбы. Бардин из всего, что слышал, понял только «гутен таг» и «полицай-президент», и то сомневался, правильно ли понял последнее выражение, но голос Палёнки ему нравился, поэтому слушал он внимательно, и незнание немецкого ничуть ему не мешало.
— Гражданин капитан, скажите мне ваш код вызова по скайпу, — неожиданно попросила она. — С вами свяжется инспектор, который вёл дело о смерти циркачки. Он знает русский, так что говорить с ним будете сами. Что ж вы молчите? Какой у вас код?
— Ы, — попытался ответить Бардин.
— У нас нет времени на всякие ваши «ы», гражданин капитан.
— Ё!
— Твою мать ё! — рассвирепела Палёнка. — Быстро говори код вызова по скайпу, мусор! Венгры не будут ждать, пока ты, мент поганый, раздуплишься! У них нет в запасе вечности!
— О! — Бардин показал на экран компьютера.
— А! — догадалась Палёнка. — Я же могу и сама глянуть.
— Ага, — радостно подтвердил Бардин, энергично кивая.
Она бросила на него испепеляющий взгляд, что-то посмотрела на компьютере и продиктовала своему телефонному собеседнику по буквам. Капитану резанула слух буква «фау», напомнившая ему что-то из давних фильмов о войне с Гитлером, но он заставил себя не обращать на это внимания, как и на обращение к себе «мент поганый». Палёнке он был готов простить всё. Или почти всё.
— Нужного вам инспектора сейчас нет на месте, гражданин капитан, — сообщила Палёнка, немного успокоившись. — Но ему непременно передадут просьбу связаться с вами. Так что, может, и свяжется.
