Александр Лонс - Арт-Кафе
– Что? – не вовремя спросил я.
– Ничего. Дай мне вот ту книжку. Вон там корешок торчит…
Я нашел среди принесенных Стеллой книжек искомую, и протянул девушке.
– Ага, эту… щас… – Стелла быстро пролистала несколько страниц и продолжила. – Ну, вот хотя бы это место: «Неклассическая философия конституирует предмет познания как характеризующийся онтологически заданной и имманентной релятивностью, а потому в принципе не могущий быть моделируемым посредством универсально дедуктивных линейных концептуальных схем…» Как тебе? Что-нибудь тут понял?
Вместо ответа я громко заржал.
– А все довольно-таки просто, – продолжила подруга, захлопывая книгу. – Даю перевод: предмет познания в неклассической философии по своей природе относителен и непостоянен, поэтому является непознаваемым посредством обычной логики. Вот и все. Я-то считаю, что пишущих подобные статейки таким вот, с позволения сказать, языком и стилем, надо, как минимум, помещать в закрытые учреждения, и при помощи шоковой терапии учить изъясняться по-русски нормальным современным языком. Это лечится. А то отдельные граждане возомнили себя Хайдеггерами, понимаешь ли, причем без четких на то оснований. Правило номер раз для философа: никогда, никогда в жизни не надо накручивать непонятные слова вокруг того, что можно сказать просто и доходчиво. Философия это тебе не поэзия, тут важно донести свою мысль в наиболее удобном для восприятия виде, отчетливо и ясно, без ненужной лапши вроде «имманентности» и «конституирования». Не изобретай сущностей сверх необходимого.
– Ладно, мир. Теперь – более-менее понятно, – сказал я, хотя мне ничего не было понятно. – А вообще – все от нашего ума проблемы. Человеческий разум работает так, что понять некоторые вещи не способен физически. Объяснить – может, разработать математическую модель – может, а вот понять – нет.
– А как ты тогда объяснишь свое питерское приключение? Это если физически?
– Ой… Ну, давай что ли попробую. Кстати – ты сама же мне это все уже объясняла, забыла уже? Ну, когда я потом заболел, и ты меня лечила, помнишь? Так вот, напоминаю: случилось нечто у меня с мозгами. Не знаю что. Может – сбой какой, может – последствия прошлой травмы, а может, плохо прореагировал на ту африканскую траву, что заказчик привез из Кении и угощал меня. Мы эту солому вместо чая заваривали и пили в тот день. Пошли глюки, ложная память возникла. А на самом-то деле было так. Ничего не помня, я поехал на вокзал, купил билет на экспресс, прибыл в Питер через четыре часа, и только в метро пришел в себя, где осознал свое присутствие благодаря сердобольному менту. Вот.
– И где же тогда билет? – ехидно спросила Стелла. – Только не говори, что потерял или выбросил.
– Потерял или выбросил, – засмеялся я, отгоняя вновь возникшее дежа вю, – а в памяти не отложилось.
– Это можно проверить по базе данных РЖД. Там обязаны сохраниться данные твоего паспорта. – Со знанием дела произнесла Стелла.
– Ну, я тебя умоляю! – пафосно возразил я прилипшей откуда-то фразой. – При некоторой ловкости и доле везения, билет до Питера можно купить так, без паспорта.
– Ладно, а как ты объяснишь мою историю? С червем?
– Могу и с червем. Кстати – заинтриговала! Ты напринимала тогда всякой гадости, и тоже пошли глюки со страшной силой. Эти ваши «веселые таблетки» про которые я только и могу догадываться, что они из себя. А когда ты мылась, на плечо упал с потолка таракан, или паук, или еще какое домашнее членистоногое, и поползло по руке. Ты его приняла за подкожную многоножку и стала резать бритвой. В конце концов, смахнула, раздавила и смыла в сток. Но не полностью, а потом, будучи уже в адекватном состоянии ума, бренные останки этого насекомого приняла за остатки глючной твари. Вряд ли ты сдавала их на исследование.
– Не сдавала, – как-то задумчиво произнесла Стелла. – Умеешь ты засорить мысль и зерно смутного сомнения заронить в чужую душу.
– Да уж, что-что, а таким талантом обладаю. Если надо – еще обращайся или душу какую предоставь для заронения сомнений. Теперь мы квиты.
– Кстати, – совсем некстати вспомнила Стелла, – ты, помнится, обещал мне книжку про этот свой «Проект Вильфиер». И где? И еще я хотела тебя спросить…
– Там был вообще-то не мой проект. А книжка вон, видишь? Вон она торчит! На полке. Тоненькая такая, глянцевая.
Стелла быстро нашла в моей свалке упомянутую книжку. Это была тощая «тетрадочка» в глянцевой обложке где-то страниц на сорок. Никакого названия у брошюрки не имелось, вместо него на черной блестящей поверхности был изображен дом из дикого камня с цилиндрической башней, увенчанной крышей, похожей на шляпку гриба и на тюрбан одновременно. На заднике обложки не было вообще ничего: ни информации, ни данных издателя, только черный глянец и все.
Стелла аккуратно открыла книжечку и углубилась в чтение, а я принялся молча наблюдать за своей подругой. Она явно выделялась из серой толпы, мне всегда нравились такие люди. Одежда настолько хорошо облекала ее фигуру, что не смотреть на нее было просто невозможно. Однако бессонная ночь и усталость дали о себе знать, я и не заметил, как задремал, а потом и вовсе уснул. Мне даже начал сниться какой-то несуразный сумбурный сон. Снилось, что я жарю яичницу с ветчиной, колбасой и многоножкой, а многоножка шкварчала, румянилась и вдруг стала подпрыгивать. Тут меня разбудил веселый смех моей подруги.
– Ты чего? – сонно спросил я.
– Да вот тут. Явно нужно – «пенитенциарная система» А написано что?
– Что? – переспросил я, проснувшись все еще не совсем окончательно.
– Надо пе-ни-тен-ци-ар-на-я, – по складам выговорила Стелла. – От слова «пенитенция» – раскаяние по латыни. А здесь написано – «пеницитарная», это от какого слова? «Пенис» что ли?
Я слегка хихикнул.
– Не заметил даже, дай посмотреть… действительно! Надо же! Я и внимания не обратил, когда читал, – я вернул Стелле черную книжечку. – А у вас что, в универе был латинский язык?
– Философия без латыни существовать не должна. Классиков надо читать в оригинале.
– В оригинале – это конечно хорошо, но не всем доступно, – высказался я, трогая Стеллу за коленку. Вместо философии верх все-таки взяла физиология.
– Так что ты хотела спросить? – изрек, наконец, я, когда все уже закончилось. Обычно в такие минуты на меня нападает болтливость.
– А, ну да, – спохватилась Стелла, будто и впрямь только что вспомнила. – Захожу тут к себе на ЖЖ-страничку и вижу, что некто послал запрос мне в друзья. Из любопытства смотрю на страницу запрашивающего и наблюдаю записки типа: «Люблю свою половинку» или «кисуля, мы вместе навсегда». Семейное положение не пустует, естественно. Притом, что нет никаких сообщений, зачем этот некто набивается ко мне в друзья? Для чего? Смысл тогда в чем?
