Планы на осень (СИ) - Ильин Владимир Леонидович
— Ну-ну…
— Документы ему передадите? — Достал я стопку собранного по карманам сержанта, открыл бардачок перед собой и ссыпал все туда.
— Ты что делаешь⁈ — Возмутилась шеф моим поведением.
— Сохранил от мародеров. Помните, как со мной в метро обошлись? Я, если что, ни рубля не забрал.
— Попрошу проверить на сотрясение, — почти беззвучно произнесла Анна Викторовна, до побеления фаланг пальцев сжав руль.
— Возможно оно есть, — покладисто согласился я. — Но вообще — я хороший.
Та не стала спорить. Пока принимали-оформляли прием — тоже не спорила. А вот когда вышел из кабинета МРТ и вышел в больничный коридор, молча сунула под нос свой сотовый с видеозаписью.
Записывали с рук, картинка слегка дрожала. Судя по антуражу — происходило все на кладбище. В центре картинки горел черным, дымным пламенем шатер — что-то пластиковое занялось внутри и теперь выгорало. Справа, накренившись, зарылся в землю остов выгоревшего ЗИЛа. Ветви деревьев, прикрывавших могилы от солнечного света, тлели, погружая происходящее в дымное марево. Камера повернулась — несколько тел лежали на дорожках. Возле дальней ограды валялся перекореженный, раскрытый кейс — пустой, разумеется.
— Рапорт. Чтобы рапорт о том, как этот кейс оказался на кладбище, завтра был у меня на столе. — Лязгнула Анна Викторовна и быстрым шагом покинула меня.
Я же поискал пачку сигарет в кармане — еще в гардеробе переложил их из куртки, подошел к окну, приоткрыл до небольшой щелочки, достал сигарету, спички и закурил, глядя на огромный город, который даже не заметит этого происшествия.
А когда Анна Викторовна вместо рапорта прочтет пространную заметку о том, было ли в разбитом кейсе содержимое, и кто именно будет решать — было или нет — в зависимости от их хорошего поведения, то отдельно взятый полковник наверняка предпочтет не заметить в произошедшем участие отдельно взятого студента.
Эпилог
Гул железнодорожного вокзала собирался из быстрых шагов, поторапливающих возгласов и размазанного пространством эхо женского голоса в хрипящих оповещателях на столбах: «Поезд на Челябинск отбывает с третьего пути…».
Общая толпа на перроне уже перетекла в ручейки к открытым дверям вагонов, и я был одним из первых у входа. Позади подпирал громко сопящий мужчина с ручной кладью в чемодане на колесиках — его, в свою очередь молчаливо поторапливала толпа за спиной, вот он и нервно перешагивал с ноги на ногу, будто это способно что-то ускорить — передо мной ведь тоже люди. Те, кто не поддался общему настроению суеты, курил на перроне, дожидаясь, пока рассосется пробка на входе — все равно успеют, толку-то нервничать, если в билетах проставлены занимаемые места.
Я бы, может, тоже не торопился, но тяга отгородиться от вокзала и города за стальными стенами вагонами двигала вперед. Случайные взгляды полицейских на перроне царапали; плечи невольно сутулились в ожидании окрика в спину от знакомого голоса — неважно какого, нет у меня добрых знакомых, которым полагалось бы знать, где я и что со мной.
Билет, вложенный в новенький паспорт, перешел в руки дородной проводницы — ниже меня ростом на две головы, широкой, с ярким макияжем и профессиональной усталостью во взгляде.
— Счастливого пути, — быстро оглядев разворот страниц, вернули мне документы.
Благодарно кивнув, я поднялся в вагон и, сверившись на всякий с билетом, шагнул в нужное купе. Нижняя полка слева — к окну садиться не хочется, лежать никакого желания. Положив в багажный ларь сумку с вещами и книгами, куклой в жестком чехле, и упаковку с игрушечным домиком, я так и остался в уголочке у двери, терпеливо дожидаясь, пока объявят отбытие.
Потихоньку набрались соседи: семейная пара с подростком лет десяти. Пока они возились, раскладывая вещи и распределяя места, подошло время первого гудка.
— Провожающие, покиньте вагон! — Потребовали зычным голосом проводницы.
А там и локомотив лязгнул первой сцепкой, за ней постепенно утягивая и все остальные — поезд медленно двинулся прочь из столицы, и внутреннее напряжение, которое, как оказалось, адово давило на плечи, начало отпускать.
Город, плотно связавшийся с Бездной, сам ей потихоньку становился. И чем дальше уходил от него поезд, тем больше становился слой «Тишины» между нами — главное, не прислушиваться к отголоскам оттуда, которые наверняка долетят и до Челябинска. Не слушать — иначе вновь затянет назад.
Еще вчера приказ о предоставлении академического отпуска сроком на два года заняло место в общей папке с документами в деканате — пригодился пустой бланк с подписью и печатью.
Новенькая секретарь, взявшаяся налить мне чай в благодарность за подаренную шоколадку, не заметила положенного под верхние бумаги приказа в картотеке «на исполнение». А потом, в ответ на мою просьбу, перебрала бумаги и сама его «нашла» — я ведь, якобы, как раз заходил узнать, подписан ли мой приказ. Даже копию мне сняла и заверила квадратным штампом канцелярии. Хорошая девушка. Правда, так и не смогла мне рассказать, что же случилось с попавшей в больницу предшественницей — сама не знала. Говорит, кажется — авария, но не уверена.
Я, в общем-то, не сильно и интересовался.
Мысли уже были о родном городе — и без того хлопот ожидалось прилично: встать на учет в местном отделении МВД, чтобы собирать «подписи». Уверен, там тоже хватает работы по моему профилю — в моем «условно-досрочном» нет обязательств работать только в столице.
Анна Викторовна, возможно, будет недовольна. Но у меня есть ее разрешение проведать дом — и сроки этого, опять же, не оговорены.
Следовало разобраться с якобы родными и собственным происхождением — такие вот планы на ближайшую зиму. Не то, чтобы я проникся опасениями Поверенного и сомневался в том, что являюсь человеком — бред какой-то… Хотя повадки у меня в последнее время… Да нет, ерунда это все. Обычно я так-то добрый и редко ставлю свою жизнь в зависимость от исполнения сложных планов с манипулированием людьми. Просто власть обстоятельств — так сложилось, и не более.
В общем, выяснить, кто папа и мама — было бы неплохо…
— Простите, вы не против поменяться полками? — Дождавшись, пока я обращу внимание на спутника, до того терпеливо смотревшего на меня.
«Вот уж нет», — хотел было я сразу отказаться, но внимательно пригляделся к соседу и не стал торопиться с отказом — в чем-то он на меня смахивает, если пару дней не бриться.
— Понимаете, супруга боится, что сын упадет, а сама она боится высоты. И — вот… — Развел он смущенно руками. — Я доплачу разницу.
— Денег не надо. С удовольствием поменяюсь с вами местами. — Перебрался я по лесенке на полку сверху.
«А если кто-то из недобитых врагов узнает, какой билет я купил, пусть потратит время, разбираясь с соседом».
— Редко встретишь настоящего человека! — Хвалили меня тем временем на два голоса, заставив заерзать и застесняться собственных мыслей.
Впрочем, не под нож же я соседа подставляю — там максимум документы проверят. А вот если придут такие же, как я сам — то их методы свидетелей вряд ли оставят. И вот для борьбы с ними лишнее время мне как раз и понадобится.
«Такие же, как я сам», — отчего-то отозвалось в мыслях неуверенностью. Вот же, остался наедине с мыслями, и слова Поверенного то и дело лезут на передний план. — «Такие же люди, как я сам». — Поправил я, но тоже остался недовольным неприятным привкусом от фразы.
Отчего-то сразу вспомнились столичные знакомые — Таня, Петя, сержант Филиппов и его шеф, участники ритуала над шефом и оставшиеся неизвестными мне кукловоды из Ковена, добивавшиеся ресурсов на все еще непонятный мне ритуал. Они ведь тоже люди — и гордиться, что ты одного с ними вида, как-то глупо… К демонам быть человеком, если таким же, как они…
Ладонь потянулась к шраму от Бездны, и суета в вагоне отошла на задний план, отступив от шорохов и шепотов, угомонивших растревоженные мысли.
В детстве помогало — и сейчас принесло спокойствие, а потом и приятную дремоту, быстро сменившуюся сном.