Антон Фарб - Авадон
Внезапно все до одной лампочки погасли, окунув коридор во мрак, а потом засветились снова, в два раза бледнее прежнего.
- Началось! - сказал Петерсен возбужденно.
- Что началось?!
- Они начали зарядку конденсаторов!
- Сколько у нас времени?
- Минут семь, если они правильно разобрались в моих записях...
- А если нет?
- Тогда минут десять, и мы все взлетим на воздух!
- Далеко еще?
- Уже пришли.
Еще одна железная дверь. Не заперто. Скрип несмазанных петель. Темнота и странный запах: ваниль и шоколад. Петерсен нащупал и повернул выключатель, и Лимек увидел перед собой маленькую мрачную комнатку, похожу на тюремную камеру, которую кто-то изо всех сил постарался превратить в детскую. На сырой стене висел подгнивший ковер с медвежатами, и железная кровать была застелена веселеньким одеяльцем. В углу стояла картонная коробка с игрушками, а на единственной табуретке были рассыпаны крошки шоколадного бисквита.
Толстая крыса, вспугнутая неожиданным вторжением, спрыгнула с табурета и метнулась под кровать, и Лимек увидел, что к ножке ее пристегнута тонкая хромированная цепь с наручником на конце.
Сыщик бы так и стоял, глядя на эту цепь, если бы Петерсен не толкнул его в плечо.
- Это там! - прошептал инженер. - Пульт управления!
Комнатка оказалась проходной. На дверь по другую сторону кровати инженер указал дрожащей от волнения рукой.
- Спокойно, - велел Лимек скорее самому себе, чем Петерсену. - Спокойно...
Сыщик вытащил револьвер, еще раз проверил барабан, взвел курок.
- Ты пойдешь первым, - сказал Лимек. - Я - за тобой. Мы не знаем, сколько их там...
- Один. На пульте - только один человек. Сверху - хоть сотня, но там только один. И Абель.
- Откуда ты знаешь?
- Знаю. Поверьте мне. Я знаю. Управлять аппаратом... Это не то ощущение, которым захочешь с кем-то делиться...
- Ладно. Иди первым...
Петерсен протянул руку к двери, и у Лимека зашевелились волоски на затылке. Сперва он решил, что это от нервов, но, когда дверь отворилась, впустив волну ослепительно-белого сияния, сыщик понял, что в Бездне начался Шторм.
Шторм
Главный недостаток любого убежища: когда встречаешь Шторм внутри и не видишь внешних его проявлений из Бездны, Шторм для тебя начинается вдруг. Прогносты всегда ошибаются во времени...
Мир светится изнутри. Каждый предмет обретает сияющую ауру, сам воздух мерцает тысячами алмазных пылинок, и свет проникает повсюду, пожирая все тени. Холодный безжалостный белый свет, от которого не спрятаться, не убежать, не затаиться.
Что-то странное происходит со временем. Окружающая обстановка то застывает фотокарточкой, то как-то очень резко, рывком изменяется. Как будто заело кинопроектор, думает Лимек. Вот замер один кадр, обугливаясь в лучах мощной лампы, а вот дернуло пленку, да так резко, что чуть не порвало... Мир плавится и трещит по швам.
Лимек и Петерсен в детской комнате-камере. Как в прошлый раз, с Альбиной, вспоминает Лимек. Мы слишком тесно связаны, чтобы нас разбросало, каждого в личный ад.
Рывок.
Другая комната. Высокие потолки. Клубки проводов на полу. Бухты кабелей. Кресло. С фиксаторами для рук и ног. Лимек уже видел такое. В Железном Доме. В этом фиксаторы - толстые блестящие браслеты - обклеены изнутри ярко-белым поролоном, чтобы надежнее удерживать тонкие детские конечности.
Удерживать Абеля.
Рывок.
Абель в кресле. Распят. На голове - тяжелый даже на вид шлем конической формы. От шлема идут провода. Идут к пульту.
Рывок.
Пульт. Широкая приборная доска. Тысячи циферблатов, экранчиков, шкал. Стрелки подрагивают, пляшут визирные нити. Чуть ниже - сотня рукояток. Черных, эбонитовых. Рычажки реостатов. Тумблеры. Верньеры.
В центре - заполненная водой линза осциллографа, разъем для перфокарт, частокол электронных ламп. Из-за Шторма лампы светятся, как обычные.
За пультом - обзорный экран. Толстое оргстекло. Дальше, за экраном - сумрачная зала, заполненная бесконечными рядами гигантских конденсаторов, трансформаторов, батарей. Свисают с потолка толстые силовые кабели. Между фарфоровыми предохранителями проскакивают молнии.
Рывок.
Петерсен и Коверкотовый сцепились в звериной схватке. Катаются по полу. Петерсен впился пальцами в проволочный бандаж, сворачивает его набок. Слышно, как трещит челюсть Коверкотового. Дикий вопль. Противники отпускают друг друга и откатываются в разные стороны. У Коверкотового изуродовано лицо, челюсть свернута набок, обломки проволоки пробили щеку и глаз. Бежит кровь. Коверкотовый медленно встает на четвереньки.
Петерсен остается лежать, сжимая торчащую из груди наборную рукоятку финского ножа.
Коверкотовый выпрямляется. Обезображенное лицо залито кровью, единственный глаз горит угольком. В руке у него еще один нож.
Интересно, сколько у него ножей? - очень отстраненно думает Лимек, поднимая револьвер. Револьвер весит целую тонну.
Выстрел.
На плечо Лимеку опускается маленькая холодная ладошка.
- Ты все сделал правильно, - говорит Камилла.
- Я знаю, - отвечает Лимек.
- А теперь унеси его отсюда, - Камилла показывает на Абеля.
- Я увижу тебя еще? - спрашивает Лимек.
- Не знаю. Торопись, у тебя мало времени.
- Достаточно, - говорит Лимек, расстегивая зажимы кресла и подхватывая почти невесомое тельце на руки. - Мы успеем.
- Прощай, - говорит Камилла.
Рывок.
...........
...........
...........
Они успели.
Эпилог
В холодильнике нашлись три яйца и подсохший ломтик бекона. Лимек зажег конфорку, поставил сковороду на огонь и закурил. По кухне поплыли клубы ароматного сизого дыма. Лимек открыл форточку, впустив струю морозного свежего воздуха, вынул из буфета две тарелки, две вилки и две чашки. Бросил бекон на сковородку (тот сразу зашкворчал, и от запаха у Лимека потекли слюнки), разбил туда же яйца. Зажег вторую конфорку и поставил кофейник. Машинально включил радио.
- ... пять баллов по шкале Тангейзера. Наибольшее количество жертв в Маймоне и Люциуме. В результате перегрузки на электростанции на полтора часа были обесточены Вааль-Зее, Левиафания, Ашмедай и Бельфегор. Причины подземного взрыва в Бельфегоре, из-за которого произошло обрушение башни Сарториуса, уточняются...
Лимек вырубил радио и загасил сигарету.
- Папа умер? - спросил Абель.
Лимек резко обернулся. Мальчик стоял в дверях кухни, кутаясь в стеганое одеяло. Темные волосы Абеля взлохмачены со сна, глаза - глазища! - смотрели пристально и не мигая.
