Еремей Парнов - Проснись в Фамагусте
Заметив одинокую фигуру, отбрасывавшую густую длинную тень, Джой сперва подумала, что это ей только кажется. Зажмурив измученные глаза, она подождала, пока немного померкнут багровые пляшущие круги, и осторожно приоткрыла трепещущие ресницы. Тень не исчезла. Подхлестнув мула, Джой вскоре поравнялась с измождённой старухой, бредущей неведомо куда по раскалённому камню.
Придержав повод, она хотела было о чём-то спросить убогую странницу, но так и не сообразила, о чём. Голова гудела, как надтреснутый колокол, и сознание заволакивал вязкий туман. Проехав мимо и почти позабыв о встрече, Джой вдруг резко натянула поводья. Тупой пулей ударила в сердце и мозг убийственная догадка.
Джой поняла, кого неосознанно напомнила ей оборванка в разодранной синей блузе и вытертых джинсах. Это была она сама и в своей же одежде, но разом постаревшая лет на пятьдесят или сорок.
Как та мегера в одной из ячеек безысходного колеса человеческих мук, она тащилась на неведомую живодёрню, уподобясь потерявшему всякую память скоту.
Джой долго смотрела вслед уходящему будущему.
«Томазо! Любимый, единственный, — шепнула сквозь сомкнутые губы. — Сколь многое ты приоткрыл для меня… Жаль только, поздно. Прости».
Не только разумом, всем существом своим она поняла страшную истину: в этой долине не было смерти для тех, кто боялся умереть.
22
Обследовав систему гротов, Макдональд убедился, что попал в ловушку. С обычным при ясной погоде усилением снеготаяния вода в реке поднялась и залила нижние галереи. Теперь, чтобы одолеть встречный напор и добраться до входа, требовался по меньшей мере моторный бот, а не резиновая галоша. При известном усилии выбраться из пещеры можно было только по потолку, подобно мухе или какой-нибудь ящерице. Макдональд зажёг факел и придирчиво осмотрел сочащийся влагой сталактитовый свод. Работа предстояла немалая. Чтобы надёжно забить скальные крюки, необходимо было расчистить хрупкие карстовые натёки. И все это должен совершить Макдональд, своими собственными руками. После случая с резиновой лодкой не следовало полагаться на «игру ума». Одно дело нарисовать в голове алмаз — чистое вещество с простой структурой, другое — тот же синтетический каучук, точной формулы которого не помнил даже дипломированный химик Смит. Ткани, канаты и прочие полимерные материалы, прочность которых роковым образом зависела от ничтожных дефектов структуры, отпадали поэтому напрочь. Вспомнив случай с веслом, Макдональд вынужден был отвергнуть и сплавы. Он едва ли знал достаточно хорошо их кристаллическое строение и элементарный состав. Получалось, что в помощь себе ему нельзя было «построить» не то что машины, но даже простейшего аппарата, вроде дельтаплана или, допустим, воздушного шара, которому можно без опаски доверить собственную жизнь. Ведь как там ни мудри, а между тонущей лодкой и стремительно падающим стратостатом есть некоторая разница. Особенно жаль было расстаться с идеей дельтаплана. Но Макдональд, хоть убей, не мог припомнить ни единого параметра. Даже угла атаки он не знал, хоть и склонялся к ста десяти градусам. Ничего мало-мальски стоящего на таких основах, разумеется, не создашь. От мысли воспользоваться выходом, ведущим к площадке, с тем чтобы перемахнуть затем через хребет, пришлось отказаться.
Задумавшись, он попытался заново осознать такие понятия, как «желать» или даже «мыслить», но они ускользали от него, превращаясь в оболочку, лишённую какого бы то ни было содержания.
«Как уязвима, однако, цивилизация, — мельнуло в голове. — Стоит только исчезнуть справочникам, и человеку придётся создавать все заново, как какому-нибудь Робинзону».
Сверхкомпьютер, если только это действительно был инопланетный корабль, по-разному реагировал на мысленный импульс. Порой, ориентируясь на мимолётное движение где-то в подкорке, он создавал стабильные образования невообразимой сложности, а иногда допускал грубейшие ошибки в самых элементарных вещах. Экспериментируя на досуге в различных областях, Макдональд окончательно убедился в том, что наибольшей устойчивостью отличаются именно самопроизвольные реакции невидимого хозяина долины. Снимая слепок с подсознания, он как бы самого себя тешил занятным развлечением, тогда как выполнение точных инженерных заданий было для него чем-то вроде досадной рутины.
«Валенти прав, — подумал австралиец, отбивая молотком первый сталактит, — с нами играют, как кошка с мышью, испытывают, просвечивают насквозь».
Он ни минуты не сожалел о том, что не пошёл со Смитом и итальянским профессором до конца. Не его дело распутывать такие головоломки. У каждого свой бизнес в этой короткой жизни, и следует держаться собственной стаи, иначе пропадёшь ни за грош. Как ни притягательны тайны мироздания, они не для него. Пусть над ними ломают головы профессионалы. Незачем ввязываться в чужие игры. Он и без того позволил себе зайти слишком далеко. О другом следует думать, совсем о другом. Не суетясь, точно рассчитывая каждый шаг, нужно расчистить себе обратный путь. Если вода к тому времени не спадёт, он как-нибудь выберется по своду. Первый крюк, благодарение небу, вошёл в камень достаточно хорошо и держится крепко. Альпинист такого класса, как он, может положиться лишь на собственные силы. Тем более что ему есть с чем возвратиться домой. Главное — навести на цель, а там покатится по накатанной дорожке, спутники, вертолёты, специальные экспедиции. Они мигом выполнят всю черновую работу, на которую не хватит, наверное, и целой жизни, а там уж и вычислительный центр подключится, разложит по полочкам, подведёт окончательный баланс, ясный, как дважды два, итог, где не останется места для загадок и каждому будет воздано по заслугам. За спиной Макдональда стоит мощнейшая организация, располагающая самой современной техникой и неограниченными средствами. И это единственное, о чём стоит помнить денно и нощно.
Привлекательный сорокалетний мужчина, чья фотокарточка была вклеена в австралийский паспорт, выданный в Сиднее на имя Чарльза Макдональда, считался в Центре специалистом высочайшего класса. Как правило, ему поручали наиболее деликатные операции, требующие особого такта и понимания международной обстановки. Лишь чрезвычайные обстоятельства вынудили руководство подключить его к программе «Снежный человек», которая поначалу протекала довольно гладко.
Станция слежения за атомными испытаниями была тайно смонтирована на горе Нанда Дэви ещё в 1965 году. Получая энергию от практически вечных плутониевых батарей, она надёжно работала в течение десяти с лишним лет, держа под контролем обширнейшие пространства Гималаев, а следовательно, испытательные полигоны в Индии и Китае, по сути всю Центральную и Южную Азию. Первые осложнения возникли, когда внезапно сошедшая лавина сорвала и увлекла за собой установку по направлению к истокам Ганги, вытекающей из ледяной пещеры «Коровья морда». Над священной рекой, питающей своими водами чуть ли не половину Индии, возникла угроза радиоактивного заражения. Экстренно посланные «альпинистские» экспедиции, снаряжённые новейшими счётчиками заряженных частиц, вернулись ни с чем. Пропавшую станцию, способную по меньшей мере на триста лет отравить реку, в которой ежегодно совершают ритуальные омовения десятки миллионов индуистов, найти не удалось. Пока в Центре хранили молчание, все шло своим чередом: старики спешили в Бенарес, чтобы умереть на священных берегах и без излишней задержки включиться в круговорот жизни, а бесчисленные паломники продолжали разносить гангскую воду по городам и весям.
