Евгений Дембский - Та сторона мира
— Чего ты так боишься? — рассмеялась она. — Нет, я просто умру со смеху! Не спеши так, под ноги я тебе кидаться не стану. Хай сдал номер, можешь войти. Ну и физиономия у тебя!..
Я улыбнулся ей и открыл дверь в кабинет Мэйсона. При виде меня, хотя скорее следовало бы сказать, при виде моей сумки, он раздвинул губы, что в данном случае означало улыбку. Я сел и положил сумку на стол. Хай наклонился и достал из стола два бокала. Он терпеть не мог пить виски из картонных или пластиковых стаканчиков, что было весьма распространенным обычаем в конторах, и с этим обычаем он боролся как только мог. А мог он многое, вследствие чего в редакции «Дневных новостей» пили с изяществом. Хай нажал кнопку интеркома и сказал:
— Сара, я…
— Занят, знаю. Ведь я видела новую сумку Оуэна, — прервала она его.
Мэйсон отключился и подмигнул мне.
— Она просто феноменальна, — сказал он, и слова его были совершенно искренни. — Без нее мне давно бы пришел конец. Если бы она вдруг захотела уйти, я был бы готов дать ей жалование выше своего, поскольку она нужнее здесь, чем я. Я скорее женюсь на ней, но не отпущу.
— Она об этом знает? — спросил я, наливая в его бокал.
— Конечно.
— Тогда почему она не пытается уйти?
— Честно говоря, не знаю. Какая-то загадка женской души. Ну! — Он поднял бокал.
Мы оба сделали по большому глотку. Хай больше всего ценил первый глоток, последующие уже не столь приходились ему по вкусу. Когда-то я этого не понимал, потом, какое-то время спустя, вынужден был признать, что во многом он прав.
— Ну?
Я поднял бокал и посмотрел сквозь золотистую жидкость на окно. Свет завяз в сосуде, но подрагивал, пытаясь освободиться.
— Лиретта Ней. Меня интересует то, чего я могу о ней не знать.
— Aга! Ну что ж… Это тоже женщина, душа которой полна тайн. Тебя интересует вся ее биография? — Хай смочил губы в бокале, а потом, словно желая быстрее с этим покончить, залпом выпил остальное.
— Пусть будет так…
Он ненадолго задумался.
— Двадцать шесть лет. Родилась на юге. Родители разведены, воспитывал отец, директор приюта. Когда-то говорили, что пребывание вместе с теми детьми наложило отпечаток на Лиретту и ее игру, что якобы из-за этого она столь мягкая, пронзительная. Не знаю… в приюте была самодеятельность и все такое… Ну, ты понимаешь…
Я кивнул, допил свой виски и схватился за бутылку. Хай покачал головой и полез в стол. Достав точно такую же бутылку, он откупорил ее, налил и с удовольствием отпил глоток.
— Потом ее встретил некий Хикс и сунул в фильм Дента «Страшный полдень». Тут и открылся ее талант, и Хикс продал ее Гибсону. Он до сих пор ходит оплеванный, а Гибсон вообще перестал работать и занимается только своей звездой, но должен признать, что получается это у него превосходно. Каждый ее фильм приятно отягощает их карманы.
— А что насчет той внезапно случившейся с ней перемены?
— Где-то тринадцать месяцев назад она исчезла. Гибсон поднял шум, поставил на ноги полицию по всей стране. Сперва мы думали, что он решил с помощью шума в прессе сдуть пыль со звезды — это никогда не помешает — но оказалось, что она и в самом деле пропала. Публике мы скармливали что могли — будто какой-то поклонник похитил ее и держит где-то в деревне, потом греческий миллионер, потом разные варианты мести бог знает за что. Меня от всего этого тошнило, но приходилось печатать, поскольку другие тоже не отставали. Через две недели ее нашли в летнем домике в Маннаха-Бич.
— Домик, конечно, до этого проверяли?
— Ясное дело! Она сказала, что ничего не помнит, оказалась в больнице на обследовании, у нее взяли столько анализов, что, кажется, даже пришлось делать переливание, чтобы восполнить потерю крови, и ничего не вышло. Она вернулась домой и сразу же уехала в длительный отпуск. Гибсон постарел на десять лет, боясь, что ему придется вернуться к обычной работе, истерия публики закончилась, уже зажигались новые звезды, а Лиретта отказывалась выйти на съемочную площадку. Потом она вернулась и сразу же стала причиной скандала — это ты, наверное, помнишь?
— Гм… помню, но каждый рассказывал по-своему, так что я так и не знаю, что там было на самом деле.
— Пытки! Садизм. Вот что было на самом деле. — Мэйсон поудобнее развалился в кресле, ожидая должного эффекта. Я должен был по крайней мере присвистнуть. Так я и сделал, хотя мне мешала сигарета, которую я только что сунул в рот.
— Она обустроила такой подвальчик, что сам Торквемада бы ей позавидовал. Она и еще две куколки обработали там полтора десятка человек, прежде чем дело начало дурно пахнуть. Платила она щедро, но, когда они сделали одной из клиенток клизму из бочки с электролитом и та сыграла в ящик, кто-то проболтался. Но проболтался столь аккуратно, что шум действительно был, но неизвестно, по какому поводу. Впрочем, никто бы не поверил, что нежная мисс Ней — садистка самого тяжелого калибра. Едва все немного утихло, она сделала это еще раз; жертва, к счастью, осталась жива, и скандал был не столь громким.
— Погоди, погоди! А что полиция? Где это было?
— В Юте. Полиция — ничего, поскольку те две взяли вину на себя. Им еще осталось по семь лет за решеткой.
Мэйсон покачивался в кресле, гордый собой. Я выпустил в потолок длинную струю дыма, превращавшуюся в большое облако у самой лампы. Хай перестал раскачиваться и оперся локтями о стол.
— Что-нибудь еще?
— А есть еще что-нибудь? — ответил я вопросом на вопрос.
— Собственно, ничего. На экране она стала другой — это ты знаешь. Она перестала быть невинной добродетелью, начала быть собой. Но это тоже понравилось зрителям, они и дальше толпами идут на каждый ее фильм, хотя не всегда те же самые. Впрочем, это не беспокоит ни ее, ни ее импресарио — зритель это зритель, лишь бы у него были баксы.
— Какие-нибудь сплетни?
Он слегка поморщился и задумался. Постучал ногтем по пустому бокалу, но, когда я хотел налить, остановил меня жестом руки.
— Она уволила свою старую горничную. Симпатичная старушка, но от интервью отказалась. Видимо, она все еще любит свою хозяйку и не хочет причинять ей вреда. Мы оставили ее в покое.
— Я хотел бы с ней побеседовать, дай адрес.
Он наклонился к большому терминалу, встроенному в правую сторону стола, постучал по клавишам и, распечатав текст, смял листок и небрежно бросил его в мою сторону. Я поймал его и, не разворачивая, спрятал в карман. Зная, что сейчас он меня не отпустит, я снова закурил и стал ждать. Молчание несколько затянулось, но наконец он безразличным тоном спросил:
— Скажи, зачем тебе это?
— Еще сам не знаю. В самом деле.
— Так я тебе и поверил. Стал бы ты так просто покупать «Тома»! — Он фыркнул и посмотрел на меня взглядом, не оставлявшим сомнений.
