Михаил Ахманов - Али Бабаев и сорок покойников
За следующий час он узнал, что члены «Солидарности» зовут себя «муромцы», имея в виду былинного богатыря, но у остальных коллег по Думе ходит кличка «муромские», к которой добавляют всякое, «мафиози», «козлы» и «веники». Прогрессивных аграриев называли не иначе, как партией агрессивного паразитизма – они лоббировали Минсельхоз, вымогая бесконечные дотации и грозя повышением цен на хлеб, молоко и прочие яйца. В прошлую сессию их лидер Придорогин поспорил с Чайниковым из ППП – кто больше почитает президента. Знаком любви Чайникова стал монумент (бронза, метр девяносто, оплачен из партийной кассы), но Придорогин его обскакал в глазах народа – наладил выпуск коньяка и водки, назвав их президентским именем. Впрочем, ходят слухи, что президент был недоволен.
О коммунистах-ленинцах и генсеке Жиганове поговаривали, что в их мошне звенит тайное золото КПСС, и не только звенит, но и приносит доходы, будучи вложенным в исландскую компанию «Серп и молот», в уругвайский банк «Маркс Капитал», в англо-швейцарское турагенство «Призрак бродит по Европе» и систему игорных домов «Экспроприация». Либералы «Персика» в таких секретных фирмах не нуждались, ибо поддержка с Запада шла им от гуманитарных фондов, однако в том же географическом направлении, что у коммунистов. Поэтому они не задевали Жиганова, не связывались с Папой Жо, считая его дебилом, а критиковали правительство и пропрезидентские партии. Критиковали вяло, в рамках скудного времени, отпущенного центральными телеканалами, но все же их лидер Манилов успел заработать кличку Тунгусский Метеорит. Вообще-то он был достойной личностью, но увлекался розовыми мечтами и яркими словесными оборотами, что для российского политика опасно – могут не так понять. Прозвище приклеилось к нему после дебатов с Бурмистровым на НРТ, когда лидер «персюков» сказал: «Если я приду к власти, все закоулки государственной тайги осветятся как при падении Тунгусского метеорита».
К полудню спикер закончил с докладом, и после перерыва начались прения. Перерыв Бабаев провел в кафешке «Жорик», где был представлен председателю комитета национальной символики. Своим названием кафешка – а точнее, рюмочная – была обязана бармену Жоре, личности легендарной, пересидевшей у себя за стойкой не одного депутата и помнившего всех и каждого по имени и отчеству. Жора славился искусством приготовления коктейлей «Залп «Авроры» и «Особый думский», способствующих бодрости и просветлению мозгов. В комитете это ценили и собирались обычно в рюмочной Жорика на пятом этаже, причем без посторонних – догадливый бармен вешал табличку «Спецобслуживание».
Председатель Эмилий Харитонович Михайлов-Арзамасский (кличка ЭХМА) одновременно возглавлял неформальную группу, известную как Клуб Дегустаторов, о чем Бабаеву сообщили за закрытыми дверями. Впрочем, значительной разницы между клубом и комитетом не замечалось – только один комитетчик, депутат ПАСЕМ, партии сексуальных меньшинств, в клуб не входил, так как были сомнения насчет его ориентации. Вдобавок его инициалы не складывались в что-нибудь разумное, а это являлось обязательным условием членства в клубе.
ЭХМА, пожилой жизнерадостный толстяк, оглядел Бабаева, прищурил левый глаз, потом прищурил правый и проворчал:
– Бабаев Али Саргонович… получается БАС… с натугой, но сойдет… А что у нас нынче с дегустацией?
С этим не задержалось – Жорик был шустрым типом и настоящим умельцем. Коктейль «Молотов», водка, перец и яйцо – для председателя, пара «Залпов «Авроры» – для КВНа и ФБРа, а остальным – «Особый депутатский». Выпили, крякнули, закусили, и Кузьма Находкин пропел:
– Эх раз, еще раз, еще много-много раз! Лучше сорок раз по разу, чем ни раза сорок раз!..
Затем принялись знакомить Бабаева с коллегами. Владимир Владимирович Семенов, он же – ВВС, принадлежал, как и Находкин с Рождественским, к группе независимых; Олег Руфиевич Закиров или ОРЗ числился в ПАП, а Дмитрий Дмитриевич Терентьев по кличке ДДТ был нацлибералом, но не очень близким к Папе Жо, потому его и сунули в самый захудалый комитет. Что касается ЭХМА, просидевшего в Думе многие годы, то он сменил десяток партий, а сейчас прибился к «муромцам». Но партийные разногласия никак не влияли на комитетчиков, объединенных более крепкими узами – можно сказать, такими, что, подобно браку, вершатся на небесах. К концу перерыва Бабаев сообразил, что очутился в компании записных алкашей и бабников, людей с особым органолептическим даром. Эта способность, как известно, включает зрительные, тактильные, обонятельные и вкусовые ощущения, и все они, в данном случае, замыкались на женских ножках и бюстах, на стопках, рюмках и прочей нацсимволике.
Слегка нагрузившись, комитетчики вернулись в зал, и Бабаев снова уселся в кресло между ФБРом и КВНом, от которых попахивало бодрящими напитками. Приступили к прениям, происходившим удивительно мирно, как если бы все сговорились не скандалить на первой осенней сессии и не портить парламентский имидж. Естественно, список законодательных инициатив возглавлялся пунктами о депутатских льготах, о повышении пенсий и окладов, о выделении квартир и служебного транспорта; это было давней традицией, и никто из народных слуг не посягал на святое. Под горячую руку утвердили даже проект о вступлении России в НАТО, предложенный вице-спикером Сенегальским, одарив его пятым номером. Затем началась баталия, но не очень масштабная – не Куликовская битва, а так, схватка в Диком Поле с печенегами. Каждый депутат старался убедить коллег в ценности своих проектов и продвинуть их в голову списка, но Бабаев вскоре понял, что суть речей была не в этом. Речь вообще не имела значения; главном было встать перед камерой, влезть на экран и показать народу, что его избранник кушает хлеб с ветчиной не даром, а трудится в поту и в мыле. Популизм! Иными словами, трепотня.
Раз-другой, а может, и третий, в зале наблюдалось оживление. Когда заговорили о депутатских дачах, Рубайло поднялся, огладил лысый череп и завопил, чтоб энтим буржуям-паскудам дачей в Горках не давали, в Горках сам Ильич помер – сталбыть, свято место, и он, сталевар и потомственный пролетарий, не позволит всяким харям свиным и поганому змейству устроить там гадюшник. Левон Макарович Рубайло был обладателем узкого лба, крепкой глотки и редкостного имени, происходившего не от грузинских корней, а от слов «Ленин – вождь народа»; именем и пролетарской своей биографией он чрезвычайно гордился, но где Рубайло наживал мозоли, было тайной за семью печатями. Орал он громко, и из ора получалось, что он сталевар и шахтер, кузнец и слесарь, каменщик и кровельщик, а в иные дни – докер и паровозный машинист. Еще – сержант Советкой армии из боевой афганской десантуры и погранец, словивший лично шестерых шпионов. Лоб у него был узковат, зато фантазия богатая.
![Фриц Лейбер - Большое время [= Необъятное время]](/uploads/posts/books/59731/59731.jpg)
