Александр Лонс - ДОГОВОР
Итак, он застрелился из «Стечкина». Насколько я помню, пистолет «Дротик» (ОЦ-23 или АП СБЗ – автоматический пистолет Стечкина–Бальцера–Зинченко) является личным оружием нападения и защиты. После изъятия из армии ему нашлось применение в подразделениях МБД и спецслужб. Еще в девяносто третьем году, по заказу МВД, была предпринята попытка модернизации этого пистолета, чтобы заменить им опасные в городских условиях автоматы Калашникова. Тема, порученная коллективу под руководством Игоря Яковлевича Стечкина, а затем и сам пистолет, получили название «Дротик».
Эти сведения автоматически и без всякого желания с моей стороны пронеслись у меня в голове. А Григорий Петрович просто устал от жизни. Хотя некоторые адепты жили и подольше него, но уж очень бурная была биография. Беспрерывные войны и служба. Служба и войны. Причем, если не считать орденов и медалей (которые у него иногда отбирали), то во все времена как «благодарное Отечество», так и Круг адептов, относилось к нему, мягко говоря, неблагодарно. Исключением является только эпизод с Академией наук. Такой человек, устав от бытия, мог решиться на добровольный уход из жизни. А уходя, громко «хлопнуть дверью».
– Прочитали? Прочитали. Давайте кольцо.
– Вот, возьмите. Этот рубин уже жжет мне руки.
– Это не рубин, – резко возразил Великий Мастер. – Это шпинель.
– Что это? – не поняла я.
– Совсем другой минерал. У него иные свойства и другая формула, но внешне он весьма напоминает рубин, и раньше их часто путали. Кстати, очень похожая шпинель венчает Корону Российских Императоров.
– Как это произошло? – спросила я про трагедию.
– Самоубийство? Григорий сел в кресло в кабинете у себя дома и написал это письмо. А потом выстрелил себе в рот. Вы знаете, как бьет этот пистолет?
– Знаю. Я еще не забыла судебную медицину.
– Это хорошо, что не забыли. Там вся стена была забрызгана мозгами и кровью. Таким образом, мы даже не смогли... не успели сохранить его сознание. Практически мгновенное разрушение мозга. Это уже второй случай в Круге в этом году. Так вот, я уверен, что именно вы и ваш к нему приход спровоцировали его самоубийство.
– Не понимаю.
– Плохо, что не понимаете! Вы своим расследованием, своими вопросами разворошили осиное гнездо, разбередили старые раны, и теперь, скоро, последуют и другие смерти.
– Вы же сами…
– Да, это я поручил вам это дело, – кивнул Иван Антонович. – И я ни в чем не могу вас сейчас упрекнуть, хоть и очень бы этого желал. Но никто не предполагал, что у вас все так «ловко» получится и что вы наломаете столько дров.
Я была глубоко оскорблена.
– А на что вы рассчитывали? Я по призванию – следователь, а не психоаналитик. Я привыкла работать с обычными людьми, а не с двухсотлетними старцами, отягощенными вековыми комплексами…
– Да как вы… – Великий Мастер явно не привык к таким словам.
– Подождите, я еще не закончила. Вы потом можете остановить мое дыхание, и я умру мучительной смертью от удушья. Можете распылить меня или стереть мое сознание, но я сейчас выскажу все, что я думаю. Похоже, кроме меня на это уже никто и не способен. Да, я провела несколько вполне обычных бесед, где позволила себе немного намеков и чуть-чуть надавила на болевые точки. Но это же обычная следственная практика! Как прикажете собирать информацию, если вы все сильнее меня во сто крат? Если каждый из вас пытается копаться в моей голове, совершенно не заботясь о моих желаниях? Как мне было работать, если каждый пытался меня запутать, запугать, да еще используя такие приемы, о которых я даже и не подозреваю?
– Зато вы получили допуск к совершенно секретным досье адептов. – Иван Антонович уже вполне спокоен. – Это было чудовищное попустительство с моей стороны.
– Я больше не смогу работать по этому делу.
– Нет, сможете. Чего бы вам это ни стоило, вы доведете дело до конца. – Великий Мастер не менял своих решений.
– Даже если это затронет лично вас?
– Даже в этом случае. Вам пора уходить.
– До свидания, милорд, – попрощалась я.
– …
29
…Длинная извилистая каменная лестница вела куда-то вверх, но я не видела, куда. Там, вверху, серое небо, смешанное с розовой акварелью заката. Под ногами черная земля, а вокруг, кроме этой лестницы, ничего, пустошь. Что там за горизонтом? Наверное, я увижу это, когда заберусь на верхушку, тогда я все пойму, во всем разберусь, все для себя решу – куда идти мне дальше и что искать.
Я начинаю медленно подниматься, я не хочу терять силы, я хочу трезво думать над всем вокруг меня происходящим. Вот я уже далеко от земли, но что там, вверху, пока не знаю. Да, никто меня не понимает, никому я, по сути, не нужна. Я ближе к розово-серой небесной глади, дыхание учащается, сердце бьется быстрее, ноги кажутся тяжелыми. Я иду вверх. Мне плохо.
А ведь совсем недавно все было так хорошо. Кто виноват? Ближе верхушка, уже хочется бежать, лететь вверх – к цели, к ответу на все вопросы. Я чувствую слабость в ногах, не могу идти быстрее, я падаю, потом вновь иду, и глаза мои устремлены вверх, а в голове одна мысль: быстрее к единому решению, которое исправит все, которое принесет мне облегчение. Я уже наверху! Как я высоко! Можно передохнуть, а потом я должна принять решение. Я поднимаю глаза, смотрю вокруг. Нет, там за горизонтом нет ничего, пустошь – везде черная земля, и все.
Потом смотрю перед собой и вижу неясный туманный силуэт. Я так и знала, как все банально. Черный туман приближается ко мне. Я четче вижу черты тоски, сырой печали, бесконечной затхлости, потерянности между мирами и веками. Я знаю, кто это, я слышу этот голос в моей голове, голос, который впитал в себя всю горечь пространств, всю глубь скорби и боли.
Это пение как реквием, придуманный гениальным композитором для всех уходящих. Рано или поздно.
Я делаю первый шаг навстречу темному облаку и понимаю, что это то, чего я желала всегда, вот мое решение, к которому я подсознательно шла, вот и мое облегчение – я протягиваю руку, касаюсь ледяной ауры вокруг прекрасной оболочки. Я чувствую небывалую радость, легкость и трепет. Вот она, цель, и единое имя, которое страшно произносить в тишине.
Раздается гулким эхом мой крик, он отбивается от каменной лестницы, усиливаясь в мириады раз, это я лечу вниз к черной земле, к бесконечной пустоши и...
…и просыпаюсь. Я все поняла. Все встало на свои места. Причем я догадывалась об этом и раньше, все указывало на это, но я отгоняла от себя ту мысль. С математической точностью, с безукоризненной логикой сопоставив все имеющиеся у меня факты, я теперь пришла к трем выводам.
