Александр Лонс - Арт-Кафе
– Фигасе! Была в Африке? В Индии? Ну, вот видишь! А в Африке где?
– В Тунисе, – кивнула Стелла. – Многие по первому разу боятся туда ехать, а потом уж строят из себя заядлых туристов и хамят по любому поводу. Только вот на Ближнем Востоке, в Индии и в том же Тунисе была не до, а после глюка с этой многоножкой… Слушай, а может, ты бессознательно всегда боялся потеряться или пропасть куда-то не туда? Ведь наши страхи иногда материализуются, а иногда приобретают свою противоположность. Так оно вот.
– Да? – спросил я, сразу даже не сообразив, что Стелла, скорее всего, надо мной просто издевается. – Не обращал внимания как-то.
– А вот зря не обращал! Игры разума – страшная вещь. Например, у меня часто бывает так, что неожиданно вспоминается что-то, а потом почти то же самое случается в реале.
– У меня тоже бывает, – обрадовался я, что услышал то, на что мог легко и внятно ответить. – Но этому эффекту можно дать вполне прозаическое и вполне материалистическое объяснение. Мы постоянно и всегда сталкиваемся с чем-то для себя новым: понятиями, фактами, изображениями. Когда ведешь активную интеллектуальную жизнь, так случается всегда. И вот если вдруг что-то повторилось с небольшим временном промежутком, то наш мозг сразу же это фиксирует и отмечает. Сознание так работает – за миллионы лет эволюции выработалась способность осознанно запоминать только существенное, а раз есть повтор – мозг считает, что это нечто важное, может потом понадобиться, надо запомнить.
– Это не то, – отмахнулась Стелла. – У меня иногда бывает такое… в боязни общения проявляется. Как-то раз, пережив похожий период, обнаружила, что мое желание подружиться с кем-нибудь хорошим время от времени сменяется полнейшей апатией и неверием в то, что такое вообще возможно даже теоретически. Может ли наличествовать в этом мире человек, к которому не буду придираться по всяким пустякам? А вот хрен тебе! Будь он хоть святым, выставлю немыслимое количество условий, выигрышных исключительно для себя, и устрою какое-то посмешище. Проявлю, возможно, чуть больше эгоизма, чем нужно, ведь я – эгоист до мозга костей, а кто захочет дружить с такой? Даже щас, когда я говорю это тебе, жду каких-то там комментариев от тебя, что нет-нет, ты не такая плохая, а эгоизм вполне нормально и даже очень здорово. Ну, что? А все это чушь. Чушь и ложь. Вот что я тебе скажу. К черту это.
Я смущенно молчал, пытаясь понять, какое отношение ко мне имеет ее монолог и что тут можно сказать вразумительного. Но Стелла мне помогла:
– Ладно, ты лучше скажи, у тебя есть что-нибудь перекусить? – без всякой связи с предыдущим разговором спросила девушка.
– Знаешь, боюсь, что нет, – я придал голосу извиняющейся тон. – Думал сегодня зайти в кулинарию, но заболел вот… Да и аппетит почему-то отсутствует.
– А приготовить есть из чего?
– Увы, – я старомодно развел руками. – У меня магейрокофобия.
– Чего-чего фобия? – удивилась Стелла, поднимая брови.
– Магейрокофобия – боязнь готовки, – пояснил я.
– Боязнь готовить еду? Лентяй! Фобия у него! А фобии на мытье посуды у тебя случайно нет? Фобия – это упорный навязчивый страх, не поддающийся разумному объяснению. А у тебя просто лень. Прощаю, на сей раз – больной все-таки, сейчас тебе можно. Благодари Бога, что я к тебе пришла. Кстати – у тебя найдется чистый махровый халат?
И вот тут я вдруг осознал одну элементарную истину, которую, казалось бы, знал всегда, только не давал отчета в этом своем знании. Бог все-таки существует. Тот самый Бог, что с большой буквы. Он есть, и главное тому доказательство – вера в Него многих и многих людей. Каждый верит для себя в своего Бога. И как неотделима от этих людей вера в Бога, так и Бог неотделим от своих людей и от их веры. Если бы со всеми верующими враз что-нибудь случилось, и все бы они вдруг исчезли, то вместе с ними исчез бы и Бог, потому, что где б ему тогда существовать? В ком жить? Именно поэтому образ Девы Марии проступает на стенах только в католических государствах, а священные цитаты санскритом могут появиться на неожиданных местах лишь в странах с индуистским населением.
13. Стелла и клуб
Одним из людей, с кем, по мнению Шварца, надлежало поговорить обязательно, был известный питерский эксперт по фальсификации старинных икон Орест Никифорович Мирский. Шварц отозвался о нем как-то неопределенно, но, по словам профессора, «Орест – очень умный, весьма знающий, но очень сложный человек, и если вы расположите его к себе, то он поможет вам встретиться с людьми из, так сказать, теневой стороны жизни». Работал и жил Орест Никифорович в Питере, куда я и поехала в который уже раз. Потратила неделю, и все без толку. Мирский не захотел разговаривать со мной, несмотря на рекомендации. Он не отказывался явно, но все время придумывал новые поводы и отговорки, постоянно куда-то уходил, даже если я его заставала, короче говоря – вел себя по-хамски. Плюнув на этого старого хлыща, вернулась в Москву.
Другим фигурантом из той же серии и по тому же делу оказался Гвен – меня как-то нанимали наблюдать за ним. В свое время он блестяще окончил Художественно-Графический факультет МосГИУ, но все бросил, уехав в Америку. Потом неожиданно вернулся и с тех пор обретался в Первопрестольной. Сейчас он подрабатывал в тематическом клубе «Схрон», малевал на заказ иконы и пописывал статейки для разных малоизвестных изданий и таблоидов. Настоящего имени Гвена не помню, хоть меня расстреляй. Звали его настолько обычно и банально, что никто не называл его подлинным именем. Просто Гвен и всё. И был этот Гвен настолько голубым, что голубее не бывает.
Гвен вернулся в Москву из Штатов потому, что тут у него оставалось то, чего не было в Америке – обширные знакомства. Здесь же он унаследовал квартиру родителей и расположился там, притворяясь, что с ним проживает родная сестра-близнец. Даже бабки перед подъездом поверили в эту мифическую сестру. Ближе к ночи он трансформировался в девушку и выходил на работу, но иногда, как например в тот вечер, устраивал себе выходные.
По специальности Гвен был иконописцем. Вообще-то он так набил руку в изготовлении копий старинных икон, что отличить на глаз его работы от подлинников казалось практически невозможным. Молодой художник хоть и хорошо зарабатывал «девочкой по вызову», но в тот период, о котором сейчас идет речь, поддерживал отношения с Корой – сорокалетней хозяйкой московской художественной галереи «Icons Drivers», где иногда выставлял свои работы. Галеристка всегда говорила, что мой приятель зря расходует свой талант и ему надо заняться чем-то более серьезным. Или переключиться на какую-нибудь иную направленность. Все почему-то думали, что как только Кора узнает, что Гвен на самом деле гей и более того – был проституткой, а сейчас трудится в гей-клубе, то немедленно его прогонит. В общем, мнение не лишено основания. Мой приятель боялся возможного разоблачения до судорог: не хотел терять богатую покровительницу. На этом я и решила сыграть, но когда мой старый знакомый узнал, что именно меня интересует, он как-то весь задергался, забеспокоился, загрустил и сделался малоразговорчив. С большим трудом, используя нажим и приемы из гестаповского арсенала, я, наконец, разговорила его, и он согласился на встречу.
