Джон Браннер - Квадраты шахматного города
Швейцар прервал разговор с боем и устремил на меня холодный ироничный взгляд.
– Не знаю, сеньор. Думаю, ничего особенного.
Я понял, что произошло что-то важное, во всяком случае, достаточно важное, чтобы произвести неприятное впечатление на иностранца, и решил выяснить все при первой же возможности.
Я вошел в номер. Сверху из окна хорошо просматривалась часть города, примыкавшая к площади. Прежде всего следовало позвонить в муниципалитет и договориться с начальником транспортного управления о встрече на утро, затем надо было принять душ и переодеться, а уж потом можно и побездельничать. Приступая к новой работе, я обычно часов по четырнадцать в сутки знакомлюсь с фактическим состоянием дел, чтобы составить собственное суждение. А перед этим не грех отдохнуть и расслабиться.
Пока я договаривался о встрече, бой быстро и умело распаковывал мои чемоданы. Несколько раз, когда он не знал, как поступить с незнакомыми для него предметами вроде теодолита или портативного компьютера, он молча протягивал их мне, глазами спрашивая, куда положить.
После его ухода я бегло осмотрел свое снаряжение, дабы убедиться, что при переезде оно не пострадало, и решил спуститься вниз чего-нибудь выпить.
Холл был просторным и уютным. Архитектор со вкусом разместил в нем пальмы и разнообразные лианы, которые росли в высоких вазонах. Интерьер был выдержан в черно-белых тонах, даже низкие столики были инкрустированы в виде шахматных досок.
Я не сразу заметил, что сидевшая рядом со мной пара увлечена игрой в шахматы, и именно столешница служит им шахматной доской.
Мое внимание привлекла женщина. Возраст ее нельзя было определить с первого взгляда. Ей можно было дать от тридцати до пятидесяти. Копна блестящих черных волос обрамляла почти совершенный овал лица. Утонченность черт несколько нарушал лишь резко очерченный волевой подбородок. Цвета глаз я не мог разглядеть за густыми, длинными ресницами. На ней было прямое без рукавов платье цвета кардинал. Изящные золотые часы на тонком запястье почти сливались с золотистым загаром, что невольно наводило на мысль о холености и состоятельности их владелицы. Длинные пальцы сжимали незажженную сигарету.
Дама играла хорошо, атакуя с откровенной прямотой, что поставило ее противника в затруднительное положение. Я немного подвинул кресло, чтобы следить за ходом игры.
Появился официант и сказал партнеру дамы, что его просят к телефону. Тот извинился и встал, как мне показалось, с явным облегчением. Дама кивнула и откинулась в кресле. Только теперь она поднесла сигарету ко рту и открыла сумочку.
Я галантно щелкнул зажигалкой, что ее ничуть не удивило. Она прикурила, затянулась и посмотрела на меня.
Глаза у нее были с фиолетовым отливом.
– Спасибо, – любезно произнесла она по-испански.
Незаметно подошел официант, чтобы убрать шахматные фигуры. Она жестом удержала его и, показав на шахматную доску, спросила:
– Хотите доиграть партию?
Я улыбнулся и покачал головой. У белых не было никаких шансов.
Она кивнула официанту, чтобы убрал фигуры, и пригласила меня пересесть к ней за столик.
– Сеньор – иностранец, – констатировала она. – Скорее всего, он здесь впервые.
– Совершенно верно. Но разве это так заметно?
– О да. Вы были удивлены, увидев, что шахматные столешницы действительно предназначены для игры.
Интересно, как и когда ей удалось заметить это. Я пожал плечами.
– Да, вы правы, – признался я.
– Вам придется еще встретиться с этим здесь, в Вадосе, да и по всей стране. Можно сказать, шахматы стали у нас таким же национальным увлечением, как и у русских.
Она вспомнила про свою сигарету, затянулась и стряхнула пепел.
– Наш президент, конечно, мечтает в один прекрасный день открыть в Вадосе второго Капабланку. Поэтому все мы с раннего детства играем в шахматы.
– А сам Вадос тоже шахматист? – спросил я, чтобы как-то поддержать разговор.
– О да, разумеется.
Мой вопрос, видимо, удивил ее.
– Говорят, он прекрасно играет. А вы?
– Я шахматист весьма посредственный.
– Тогда сеньор, если он останется здесь, должен оказать мне честь и сыграть со мной партию. Позвольте узнать ваше имя?
Я представился.
– Хаклют, – задумчиво повторила она. – Знакомое имя. Меня зовут Мария Посадор.
После того как мы обменялись общими, ни к чему не обязывающими фразами, мне показалось удобным спросить ее, что произошло на площади в момент моего приезда.
Она улыбнулась.
– Это одна из составляющих нашей жизни здесь, в Вадосе, сеньор Хаклют. Обычное явление.
– Правда? А мне казалось, что у вас нет проблем подобного рода…
Она опять улыбнулась, обнажив красивые, безукоризненной формы зубы.
– Вы меня неправильно поняли. Привлечение такого большого числа полицейских – дело действительно редкое. Но… возможно, сеньору приходилось бывать в Лондоне?
– Нет, никогда.
– Тогда вы, вероятно, слышали, что в Лондоне есть место, называемое «уголком ораторов»?
До меня наконец дошло.
– А, вы имеете в виду «уголок» Гайд-Парка? Вы хотите сказать, что нечто подобное есть у вас на Пласа-дель-Сур?
– Совершенно верно. Только у нас при нашем темпераменте дискуссии приобретают больший накал, чем у флегматичных англичан.
Она рассмеялась. Смех ее был каким-то очень сочным, так что я вдруг подумал о спелых яблоках.
– Ежедневно в полдень здесь собираются несколько десятков человек, которые чувствуют в себе призвание проповедовать что-либо или клеймить неприглядные явления нашей действительности. Порой страсти разгораются. Вспыхивают дискуссии.
– А что послужило причиной сегодняшних волнений?
Грациозным движением кисти она прикрыла лицо, словно опустила на глаза вуаль.
– О, причины тут могут быть самые разные. Скорее всего разногласия религиозного характера. Я, право, не интересовалась…
Она ясно дала понять, что не хочет больше говорить на эту тему. Я уступил ее желанию и перевел разговор в несколько иное русло.
– Мне любопытно было узнать, что у вас здесь есть «уголок ораторов». Это тоже одно из нововведений вашего президента?
– Возможно. Но скорее всего, как и многие другие выдающиеся идеи президента, и эта принадлежит Диасу.
Имя Диаса мне ничего не говорило, но моя собеседница продолжала, не обращая внимания на то, что я не все понимаю.
– Безусловно, это полезное начинание. Что может быть лучше открытой трибуны, с которой говорится о делах и проблемах, по поводу которых люди выражают свое неудовольствие?
– А кто такой Диас? – не выдержал я. – И почему идея исходит от него? Я думал, что Вадос здесь – бог и царь.
