Анри Лёвенбрюк - Синдром Коперника
Спустя какое-то время, не знаю точно какое, я сделал несколько неуверенных шагов, рухнул на диван, чувствуя такую тяжесть в теле, словно оно превратилось в боксерскую грушу. Бездумно и вяло потянулся за пультом и включил телевизор, как будто хотел убедиться, что все произошло на самом деле. Словно увидеть теракт на телеэкране было более веским доказательством, чем пережить его самому. Что ни говори, а я шизофреник, и даже телевидение заслуживает большего доверия, чем я.
Я смотрел, как бесконечно прокручиваются кадры падения башни КЕВС посреди Дефанс. По всем каналам, во всех ракурсах. Часами. Без остановки. И тогда я понял, что мне это не приснилось.
Десяток вариантов съемки одной и той же катастрофы. Менялись планы, кадры, но сюжет оставался одним и тем же. Падение — медленное, нереальное, а потом густой дым, словно ядерный гриб, поднявшийся в небо над западной частью Парижа. Крики бессильных зрителей. Потрясенные голоса журналистов… Я переключал каналы. Чуть менялась четкость изображения, но не картинка. Это были все те же кадры. Снятые видеокамерами наружного наблюдения или оказавшимся на месте изумленным туристом. Я, несомненно, видел их ближе, чем кто-либо другой. Всего лишь в нескольких метрах от себя.
Оторопев, я слушал комментарии ведущих, их мрачные голоса. Раз в кои-то веки они были искренними. Уже выдвигалось множество гипотез. Разумеется, намекали на то, чем занималось предприятие, владевшее башней КЕВС: европейские вооружения, излюбленная мишень любого террориста. Затем проводились сравнения с другими терактами. Торговый комплекс в Сен-Жермен в 1974-м, синагога на улице Коперника в 1980-м, потом, двумя годами позже, взрыв на улице Розье. Взрыв на станции метро «Сен-Мишель» в 1995-м. И конечно, Всемирный торговый центр в Нью-Йорке, а затем — Мадрид и Лондон. Все эти теракты приписывались исламским экстремистам. Абу Нидаль, «Вооруженная исламская группа», Аль-Каида… Понятно, что и здесь предполагали тот же, «исламистский» след. Я толком не знаю, что это такое. Я ничего не смыслю в религиях.
Много раз передавали выступление министра внутренних дел Жан-Жака Фаркаса, пожилого человека с жестким взглядом и суровым лицом, который давал обычные в таких случаях обещания: террористов найдут и будут судить, общественность получит всю информацию о ходе расследования…
Затем говорили о жертвах. Показывали фотографии, лица пропавших на старых снимках, где они улыбались. Необходимо было очеловечить драму. На экране родственники в тревоге ждали ответа. Журналист пригласил психолога, специалиста по посттеррористическому синдрому. Упоминались тревожные состояния, депрессии и возможные отставки…
Затем следовал анализ политических и экономических последствий. Предсказывались потрясения в международных отношениях и на биржевых площадках… В этом я тоже никогда не видел смысла. В бирже. Но ведь это вполне нормально, сумасшедший-то здесь я, верно?
Последовал короткий репортаж о КЕВС, главным акционером которой являлось французское государство. Компания — второй по величине экспортер оружия в Европе, с торговым оборотом свыше 400 миллионов евро, — получала основную часть прибыли, продавая оружие развивающимся странам. Высказывались предположения, что террористы избрали мишенью башню КЕВС, видя в ней символ проводимой компанией экономической политики, но утверждать это с полной уверенностью пока не решался никто. Может, они метили в западный империализм вообще, а башня служила его олицетворением.
Как бы то ни было, журналисты, наслушавшись заявлений министра внутренних дел, поспешили провозгласить, что охота на террористов началась. И наверняка нашлись люди, кого это успокоило.
Загипнотизированный увиденным, я не замечал, как бежит время.
В этот миг я, как никогда, глубоко погрузился в бездны своей шизофрении. Я твердил одни и те же фразы, прокручивал в голове одни и те же мысли. Мной владела одна идея, одно наваждение, словно внушенное неким голосом, который невозможно заглушить. Конец всего. Мои эсхатологические страхи.
Так я в конечном счете стал это называть: мой эсхатологический страх. Роясь в словарях, я наконец нашел слово, которое лучше всего выражало мою главную фобию. Греч. eschatos — крайний, последний и logos — учение. Эсхатология занимается различными учениями и верованиями о конечной судьбе человечества. То есть о его гибели.
Глава 6
Дневник, запись № 97: эсхатологический страх.
Часто у меня возникает ощущение, что Homo sapiens находится на пути к вымиранию. Мне ясна логика происходящего, она представляется мне очевидной. И я говорю себе, что наш вид медленно движется к собственному концу. Само собой, мне не хотелось бы поддаваться катастрофизму, но я вправе испытывать страх.
Земля насчитывает 4,5 миллиарда лет. Согласен, что от таких чисел кружится голова и сложно даже представить себе подобное. Однако эти цифры взяты из справочника, а значит, так оно и есть. Земле 4,5 миллиарда лет, нравится вам это или нет.
А человечеству не более 2 миллионов лет. Вроде бы тоже звучит солидно, но в сущности, это просто смешно, особенно по сравнению с динозаврами, которые, как ни крути, продержались 140 миллионов… Лично у меня они вызывают невольное уважение.
Из разных видов рода человеческого выжил лишь один, наш — Homo sapiens. Считается, что его история, странная история, началась в Африке 120 тысяч лет назад. Кое-кто полагает, что это случилось где-то еще, например в Азии, и гораздо раньше. Но все равно, приличный возраст! Вполне годится для вымирания… Я просто не могу думать об этом иначе. Раньше или позже, но придет наш черед. А иногда мне кажется, что вымирание вот-вот начнется, если уже не началось. От Homo sapiens'а разит кладбищем.
Не может быть, чтобы так думал я один.
Конечно, возможно, что я встревожен больше других; я располагаю сведениями, которые другим не доступны и в которых нет ничего утешительного. Но я уверен, что и кроме меня есть люди, которые что-то предчувствуют, предугадывают. Меня не покидает странное ощущение, что мы достигли какого-то края, конца Истории. Что дальше пути нет. И даже что мы уже пересекли грань.
В природе человека заключен великий парадокс: как вид он лучше других адаптируется к изменениям окружающей среды и он же наиболее склонен к самоуничтожению. Человеку ничего не стоит одновременно изобрести вакцину и построить Освенцим. Придумать лекарство от старости и нейтронную бомбу. Не сегодня завтра мы наверняка изобретем и лекарство от жизни.
