Дэниел Худ - Пир попрошаек
Окхэм нервно облизал губы и встал из-за стола, чтобы наполнить опустевший бокал.
Еще три пары армий отправились в отбой. У графа осталось только одно войско, самое сильное — оно располагалось напротив самого сильного войска Квэтвела. Восьмая армия барона лежала отдельно — Ульдерику нечего было выставить против нее. Квэтвел расхохотался.
— Я вас умыл!
— Будете добавлять резервы? — любезно спросил Ульдерик.
— Зачем? Даже если ваша армия окажется сильнее и вы заберете мою в плен, вам все равно нельзя будет ввести эти карты в игру — до следующего захода. А значит, в поле останется только одна армия — и она принадлежит мне! Нет, я не стану возиться с резервами! Делайте, что хотите, — я все равно сорвал банк! Весь выигрыш — мой!
— Да, если армия останется вашей, — спокойно сказал Ульдерик. Он сделал взнос в банк и усилил свое положение, забрав седьмую армию Квэтвела. Затем граф положил в банк еще пять синих фишек, прикупил себе дракона — единственного остававшегося в колоде — и побил им последнюю армию Квэтвела. — Но теперь эта армия — моя, — заключил граф и удовлетворенно улыбнулся.
Квэтвел вскочил, перевернув стул и сжал кулаки. Какое-то мгновение он ошеломленно рассматривал лежащие на столе карты, потом застонал.
— Это невозможно! О, нет! — Барон запрокинул голову и взвыл: — Окхэм! Сделай же что-нибудь! В это нельзя поверить!
Сурово взглянув на барона, граф медленно произнес:
— Этий, по-моему, наш юный друг слегка возбудился! Не кажется ли вам, что ему пора охладиться?
— Нет! — закричал Квэтвел и ринулся через стол к Ульдерику, но лорд был начеку. Он успел схватить барона за плечи и оттащить назад. Верткий юноша попытался выскользнуть из его рук, однако Окхэм сгреб скандалиста в охапку и вынес из комнаты. Со стороны это выглядело даже забавно: Квэтвел брыкался и кричал, как ребенок. Лайам чуть не расхохотался, но осекся, заметив, каким мрачным взглядом провожает парочку Ульдерик. Впрочем, когда дверь захлопнулась, граф встал из-за стола, потянулся и как ни в чем не бывало сказал:
— Ну, вот и славно, — он потер пальцами подбородок. — Ему не стоит ни пить, ни играть. Достойно проигрывать — большое искусство, не так ли? Мальчику следовало бы пройти выучку у людей вроде вас.
— Да, у меня есть в этом деле кое-какой опыт, — усмехнулся Лайам. — Но учтите, проигрывать я тоже не очень люблю.
Граф отмел его иронию в сторону.
— Никто не любит. Но — эти крики! Мужчине они попросту не к лицу. — Ульдерик вытащил из-под диванчика пару сапог и быстро обулся. Граф двигался на удивление собранно, и Лайам невольно залюбовался его плавными выверенными движениями.
— Что ж, думаю, мне пора, — сказал он, потянувшись к плащу, валявшемуся на кресле. — Приятный был вечер, милорд.
Приятный, но не особенно прибыльный. Денежки он потерял, а взамен ничего не обрел. Лайам встал и поклонился, прощаясь.
— Погодите! — остановил его граф. — Я тоже не прочь прогуляться кое-куда. Составьте-ка мне компанию, господин Ренфорд. Такие люди, как вы, чрезвычайно редки. А если вы сейчас на мели, — он указал рукой на игральный стол, заваленный деньгами и фишками, — будьте моим гостем. — Ульдерик заправил в сапоги брюки и набросил на плечи серый плащ, весьма гармонирующий с костюмом.
Лайам еще раз поклонился. Ему не хотелось куда-то тащиться. День был длинным, насыщенным, и глаза у него уже начинали слипаться. Кроме того, он совсем не был уверен, нравится ли ему этот человек. Властность, проскальзывавшая в словах и движениях графа, не вызывала в нем особой симпатии. Пойдешь с ним, а потом не отплюешься, да и приглашение больше смахивало на посвист хозяина, чем на дружеское предложение продолжить пирушку. И все же принять это предложение стоило, поскольку оно давало Лайаму новый шанс сдвинуть следствие с мертвой точки.
Они рука об руку покинули красную комнату и спустились по лестнице в вестибюль. Он был почти пуст, молодежь, резвившаяся возле фонтана, куда-то девалась, только в дальнем углу за кадками с экзотическими растениями все еще укрывалась группа солидно одетых мужчин средних лет. Правда, все внимание их теперь занимали девушки в одинаково скромных, но элегантных нарядах. Судя по всему, и тут деловой настрой сдавал позиции сладкой неге праздничного отдохновения от забот. Возле чаши фонтана находилась и сама Гериона. Хмуро покусывая губу, она смотрела, как слуги возят тряпками по полу, убирая огромную лужу.
— Мадам, — обратился к ней Ульдерик. — Я хотел бы, чтобы вы присмотрели за комнатой и за деньгами, что там остались. Знайте, что все они сочтены — до единой монеты. Вверяю вам эту сумму в задаток моих будущих трат.
— Конечно, милорд, — Гериона учтиво присела и низко склонила голову, чтобы скрыть гневный румянец, вспыхнувший на ее щеках.
— Идемте, Ренфорд?
Граф подошел к двери и принялся рыться в корзине для дорожных тростей, а Лайам чуть задержался. Он дождался, пока Гериона выпрямится, поклонился ей и примирительно улыбнулся.
— Веселых пирушек, мадам!
Содержательница приюта услад кивнула в ответ, и лицо ее прояснилось.
— И вам того же, сэр Ренфорд. Не забывайте наш скромный дом.
«Учтивость еще никому не вредила, — похвалил себя Лайам. — Особенно если мы учтивы с теми, кто может нам многое при случае сообщить…»
Когда Лайам подошел к Ульдерику, тот, горделиво осклабясь, показал ему тяжелую трость.
— Видели, какова? — Граф вскинул трость и описал ее кончиком в воздухе пару восьмерок, с улыбкой прислушиваясь к легкому свисту, сопровождавшему эти движения. — Моя телохранительница. Невероятно полезная штука, особенно в тех местах, где полно жулья и ворья…
Окхэм ждал их на улице, привалившись к колонне. Скрестив на груди руки, лорд бездумно смотрел, как слуга поливает ступени водой. Ульдерик остановился рядом и фыркнул:
— Даже уважая праздничные обряды, вовсе не стоит делиться со всем белым светом тем, что ты выпил и съел.
— Я окунул его в фонтан, — устало сказал Окхэм. — И он как будто немного пришел в себя, но, как только мы вышли на улицу, ему сделалось дурно, — он кивком указал на слугу, который смывал с мрамора рвотные массы. — Потом он ушел — скорее всего, к Пэту Рэдди.
Граф фыркнул опять.
— К Рэдди, вы говорите? Значит, там опять будет забава? Не прогуляться ли и нам в ту сторону, господа?
Ночь была темной, безлунной. Лайам стоял, приучая глаза к мраку, пока не стал различать окружающие предметы, облитые бледным мерцанием звезд. Он пил мало, а потому холодный ночной воздух основательно его подбодрил. Совсем скоро Лайам почувствовал себя свежим и полным сил.
