Опасные манипуляции 3 (СИ) - "Роман"

Сгрузив все это богатство на кухне, мы, сполоснувшись под душем, решили не ленится, валяясь на диване и предаваясь разнузданному блуду на глазах у малолетнего щенка, а подняться на горку и осмотреть окрестности.

Ну что сказать. Стоя на кромке кряжа я сделала два вывода- снизу горы кажутся гораздо ниже, чем есть на самом деле, и окрестности Н-ска с высоты орлиного полета действительно сказочно красивы. Сначала мы долго шли по вполне приличной дороге, вверх, мимо сотен маленьких дачных домиков, с такими же, маленькими, огородиками. Затем дачи кончились, дорога, засыпанная шлаком, превратилась в узкую тропу, которая растворилась через сотню метров. Дальше мы поднимались просто, не разбирая пути, цепляясь за ветки деревьев и траву, на одном самолюбии. Вершина гряды казалась совсем близкой, виднеясь среди стволов сосен, но приближалась ужасно медленно. Как и предлагала нам хозяйка квартиры, наверх мы заползли одновременно с началом заката. Я встала во весь рост и замерла, завороженная открывшейся картиной — за грядой открывался огромный карьер, с гигантским серпантином технологической дороги, идущей по диаметру выработки, до самого низа, где в последних лучах солнца густо зеленело водой странного насыщенного цвета небольшое озеро. Вдоль дороги — серпантина, на небольших площадках, замерли, как гигантские жуки, остовы какой-то старой техники — то ли карьерные самосвалы, толи еще какие хитрые механизмы. Здание огромной фабрики зловеще темнело рядом с картером, взметая к небу две высоченные трубы, высотой, наверное, в пару –тройку сотен метров. Фабрика была мертва, и уже давно, лишь пара фонарей неприятного фиолетового оттенка светились на огромной территории. Между тем ярко-красный солнечный диск скрылся за далекими горными вершинами, и как это бывает в горах, земля мгновенно окуталась темнотой. Звезды, осыпавшие темно-синее небо, на этой высоте казались ниже и ярче, и мы стояли, обнявшись, обдуваемые еще теплым ветерком, наслаждаясь волшебной картиной.

Очарование момента испортил какой-то рвущий душу звук, донесшийся со стороны фабрики.

— Это что? — Николай наклонился над обрывом, силясь что ни будь рассмотреть в темноте, но по сравнению с светлыми стенами гигантской выработки, территория фабрики казалась радикально черной.

— Не знаю. Механизм какой-то скрипнул.

— Наверное трубы на ветру шатаются… — пошутил Николай, чтобы тут же скривится, как от зубной боли — из темноты раздался крик, и это точно был не механизм и не труба.

— Слушай, пойдем назад — я зябко поежилась: — тут конечно красиво, но что-то ветер стал дуть холодный.

— Хорошо, что на обратном пути не заблудимся — Коля попытался меня приободрить, показав рукой на яркие огни Н-ска: — хватайся меня за руку и пойдем вниз.

Через полчаса я поняла, что держать это в себе я не могу и притянула голову, помогающего мне спускаться, капитана к своим губам:

— Коля, а ты с пистолетом?

— Нет, я вообще его с собой не брал, думал в командировке выпью, расслаблюсь. А что случилось?

— Зря. Я чувствую, что рядом кто-то есть. Кто-то страшный. И он все ближе.

— Ты чувствуешь, с какой он стороны? — щекотно зашептал мне в ухо Жемчужный, но смешно мне не было.

Я незаметно ткнула пальчиком вправо.

— Сейчас — Николай подозвал беспокойно нюхающего воздух Никсона, пристегнул к ошейнику щенка поводок, который одел петлей мне на руку:

— Поводок натяни, пес не даст тебе упасть. Давайте, вперед, на огни, я за вами.

— Коля возьми — я достала из сумки черный нож, без которого теперь не ходила даже в ванную комнату в запертой квартире, и нащупав ладонь моего мужчины, сунула единственное наше оружие ему в руку: — Не потеряй. Там шнурок на рукояти, намотай на руку.

— Ага, понял. Давайте вперед, я за вами пойду.

Никсон уловив посыл хозяина натянул поводок и выбирая путь, потащил меня вниз. Я только перебирала ногами, выставив вперед раскрытую ладонь, чтобы не лишится глаз от хлещущих по лицу веток. Сзади что-то затрещало, а затем раздался громкий топот — Николай, громко топая и дыша, как паровоз, старался не отстать от меня. Не знаю, сколько длилась эта безумная гонка, но внезапно мои ноги почувствовали относительно гладкую поверхность тропинки, и я припустила из-за всех сил. Сбоку раздался какой-то рык, крик и звук удара. Я хотела остановится и оглянуться, что случилось с колей, но не смогла — Никсон как конь, тянул меня, набранная скорость по инерции тащила меня вперед и вниз и мне оставалось только быстрее перебирать сбитыми ногами.

Я смогла остановится только внизу, на границе между темными домами садовых участков и первыми «хрущевками». Никсон, дотянув меня до асфальта, мгновенно упал и теперь смотрел на меня, вывалив из пасти длинный язык и глазами показывая, что свою работу он сделал и теперь ожидает заслуженной награды.

Я не успела еще понять, что мне делать, когда за моей спиной раздалось отрывистое хрипение, и из темноты улицы дачного поселка на свет фонаря выскочил задыхающийся Николай, сжимающий в одной руке обломок какого-то полена, а в другой — мой ведьминский нож, с лезвием цвета самой ночи.

Склонившись в три погибели, Коля пытался протолкнуть в горящие легкие воздух, но не мог продышаться, а я чувствовала, как из кромешной темноты на меня, очень недобро, кто-то смотрел. Потом взгляд стал перемещаться, и я поняла, что надо срочно уходить. Я подняла пса, ухватила склонившегося к самой земле мужчину, под локоть, и потащила его вперед, подальше от этой жуткой темноты. Николай сначала уперся, видно, не шевелясь, ему было проще дышать, но я навалилась, и с мольбой и отчаяньем зашептала: — Коля, надо уходить, срочно! Ну пожалуйста, пойдем. Постепенно ускоряя шаг, Николай поплелся, продолжая стискивать руками свое бревно или дрын, и мой нож. Немного поплутав, мы вышли сначала к автостанции, а потом подошли к нашему временному пристанищу. Людей на улицах почти не было видно, лишь только, местами, на границах тьмы и тени, мелькали какие-то странные, изломанные силуэты, доносились тихие разговоры и резкий, лающий смех. Когда до тусклой лампочки нужного подъезда оставалось протий десяток шагов, с поломанной лавочки у подъезда, нам навстречу встали трое.

От неожиданности я, как клещ, вцепилась в ладонь Николая. От темных силуэтов, четко очерченных горящей за их спинами, тусклой лампой, вперед шагнул один. Это был парень с бледной, в каких-то язвах, кожей лица, в затасканной до прорех, футболкой и большим кухонным ножом в рук. Парень медленно и плавно двигался нам навстречу, выставив вперед обнаженную руку с ножом. Страшнее всего было то, что юноша смотрел не на нас, что было привычно, а чуть в сторону. Его глаза устремились в район моего плеча. Он неотвратимо двигался в ту сторону. Его лицо постоянно дергалось, живя казалось бы своей, отдельной от тела, жизнью. Губы парня кривились и приоткрывались, издавая странные звуки — казалось он разговаривает с кем-то, находящимся за моим плечом. Человек жил где-то в другой вселенной, жил полноценно, с кем-то общаясь, решая какие-то свои проблемы, но мне было страшно. Огромный ножик, с ржавим лезвием уверенно удерживаемый худой рукой, покрытой в районе сгиба локтя страшными гнойными язвами, колебался в моей вселенной, в полуметре от моего лица, и я растерялась. Николай оттолкнул меня, почти без замаху, стукнул по голове своим дрыном стоящего передо мной человека, и как кабан, бросился вперед, заодно снес с дороги двух миньонов улетевшего в кусты ноженосца.

— Давайте заходите — дверь в темный подъезд гостеприимно распахнулась, Никсон рванул вперед, потянув меня за собой. Пришла в себя я только тогда, когда замок двери сыто клацнул, отделяя нас от оставшихся за спиной опасностей.

— Коля, что это было?

— У подъезда наркоманы, а на горе не знаю. Кушать будешь?

— Какой кушать, я только спать.

— Ну как хочешь, а мы со зверем от этой прогулки проголодались.

Казалось я усну, как только упаду головой на подушку. Но нет. Через сорок минут, когда голова доложила, что от клокочущего в организме адреналина сон не придет, а с кухни донесся настойчивый запах чего-то вкусного, я не выдержала, и в чем была, то есть в костюме Евы, поплелась на кухню. Услышав скрип табуретки, на которую я, предварительно накрыв полотенцем, опустила свою попу, Коля обернулся от скворчащей сковороды, задернул занавеску на окне, одобрительно показал мне большой палец и вернулся к колдовству над плитой. Из-под стола, вызывая прилив желудочного сока в пустой желудок, вкусно чавкал чем-то счастливый Никсон. Я положила подбородок на локти, а грудь на стол, и стала гипнотизировать спину повара, чтобы он скорей дал мне чего-нибудь покушать. Мои усилия даром не пропали — через пару минут на стол перед моим носом опустилась большая глиняная миска, полная золотистых соломинок жаренного картофеля с очень вредной, но от этого, очень вкусной говяжьей тушенкой, на которую я и набросилась, вероломно, и без объявления войны.