Пробуждение в «Эмпти Фридж». Сборник рассказов (СИ) - Воронцов Денис Игоревич

А в открытом космосе замедленному мироощущению цены не было. Время относительно, поэтому изменив специальными приборами его восприятие, можно добиться чего-то вроде «гипербодрствования» — пятьсот дней за сутки, а значит, и ресурсов понадобится в пятьсот раз меньше. Плохо только, что аппаратура в аварийном отсеке шаттла, которая могла вернуть мой организм в нормальное состояние, накрылась радиоактивным тазом. И похоже, в таком состоянии мне суждено провести остаток жизни, наблюдая, как солнце раз за разом выскакивает из-за холмов, после чего в считанные минуты сползает за горизонт, сменяясь еще более быстрой луной.

Остальное человечество вымерло не из-за ядерной зимы, как можно было предположить. Пока я летал до Проциона и обратно, по Земле расползлась какая-то неведомая штуковина вроде ковида. Насколько я понял из новостных вырезок, эта хворь была похлеще любого из известных вирусов — от нее человек в считанные дни превращался в дряхлого старика. В итоге вышло так, что в век поиска омолаживающих средств, люди вымерли от «мгновенной старости». Вот так ирония.

Впрочем, только мне теперь решать, как именно прекратит существование человечество. Что бы не происходило на Земле до моего возвращения, какие-бы эпидемии, войны и катастрофы не случались, важно, какой будет последняя точка. И я сделаю все возможное, чтобы точка эта стала максимально изящной.

Раз уж я приземлился недалеко от Парижа, перед смертью нужно побывать на Эйфелевой башне. А когда в скафандре кончится кислород, спрыгнуть с нее будет неплохим способом покончить со всем этим. Как говорилось, «увидеть Париж и умереть», но теперь уже в буквальном смысле. Тем более, лучшего эшафота для человечества, чем эта красотка, не сыскать, так что все сводится только к одному возможному варианту — уйти красиво.

Нужно лишь дойти до Марсова поля, не умерев раньше времени. Надеюсь, и на этот раз мне повезет.

Когда туман развеялся, я взобрался на трухлявую крышу отеля и понял — изначальный план придется менять. Второй ярус «Железной леди» превратился в скоп торчащих ржавых прутьев, а от верхней части и следа не осталось, словно густая сизая пелена, рассеявшись, утащила ее с собой. Теперь сердце Парижа походит на бесформенную груду металлолома, нагроможденную над могилой цивилизации. И это действительно печальное зрелище, учитывая, через сколькое я прошел, чтобы добраться до нее.

Впрочем, высоты первого яруса вполне хватит, чтобы осуществить задуманное. Мой полет не станет менее изящным только потому, что продлится на десять секунд меньше. В конце концов, я слишком долго готовился к этому, чтобы так просто передумать. Так что все должно пройти согласно первоначальному плану, и точка.

Остается спуститься по шаткому скелету лестницы, пока отростки плюща не перекинулись на мансарду, после чего пробраться сквозь развалины города протяженностью в несколько миль, прямо к башне. Путь предстоит нелегкий — изрыхлевшие постройки продолжают обваливаться, а вьющиеся ветви деревьев больше похожи на щупальца гигантских спрутов, ползающих по стенам и просачивающихся в прорези окон. Но с другой стороны, могло быть и хуже — не будь сейчас начало осени, меня ждали бы непроходимые живые джунгли, кишащие ползучими гадами и насекомыми. В таких условиях, я бы и глазом не успел моргнуть, как меня облепило бы гнездо диких ос или кубло змей. А здесь на моем пути лишь несколько плющей, и те достаточно быстро хиреют. Так что все относительно.

Куда большую угрозу представляют порывы ветра и сильное притяжение, но в экзоскелете противостоять им терпимо. Главное, не потерять равновесия и не упасть — мало ли какой мутировавший сорняк может вылезти из земли и мгновенно обрасти вокруг тела, задеревенев и пустив сотни побегов. В стоячем положении вырваться еще возможно — несколько раз сорняки нападали на меня, и вьющиеся ветви не успевали достигнуть колен, как мне удавалось выпутаться. Но будь я всем телом ближе к земле, такое нападение могло закончиться плачевно.

Дохожу до Марсова поля, ступаю на сырую почву и в какой-то момент начинаю понимать, что не могу сдвинуться с места: тонкие извивающиеся ветки почти мгновенно обвили ногу, врастая в суставы экзоскелета.

Не передать словами, насколько жутки виноградные лозы, быстро скручивающиеся и твердеющие на глазах. От ощущения того, как сильна и проворна эта тварь, мной тут же овладевает ужас — она может справиться со мной в два счета, если подтащит ближе к себе или направит все свои силы на рост веток. В панике начинаю вырываться и осознаю, что это почти так же бесполезно, как барахтаться в пасти мухоловки. Не могу поверить, насколько банальным может оказаться конец.

Выбившись из сил, замираю и осознаю — нужно успокоиться и подумать. Рядом со мной фонарный столб, и можно попробовать дотянуться до него. Скорее всего, эта ржавая штуковина переломится как соломинка, стоит только за нее схватиться. Но без опоры точно не вырвусь, так как мощности экзоскелета не хватает даже на то, чтобы хоть на дюйм сдвинуть обвитую ногу. Поэтому стоит попытаться.

Собираюсь с силами и делаю рывок в сторону столба, едва не рухнув на землю. И вдруг замечаю — листья винограда начинают съеживаться, а ветки провисать и трухлеть. Присматриваюсь к стеблям и вижу причину такого резкого иссыхания: вдоль ветвей шастает мелкая мошкара, сгущаясь и поедая стебли. И от этого зрелища почти сразу становится ясно — у меня появился шанс вырваться.

Чувствуя, как начинают ослабевать стебли, хватаюсь за столб и делаю еще несколько рывков. Чахнущие ветви продолжают деревенеть и пускать отростки, но кишащие паразиты быстро поедают их. Наконец, обглоданная лоза надламывается, и мне остается лишь сбросить с себя трухлявые остатки «чудовища», которое минуту назад чуть не поглотило меня.

Перевожу дыхание и ловлю себя на мысли: я очень легко отделался. Никогда еще не испытывал такого облегчения, как в этот момент. Все могло закончиться прямо здесь, причем самым непостижимым образом. Я мог погибнуть в путах обыкновенного винограда, просто потому, что не туда ступил. Но космические силы, похоже, снова оказались на моей стороне.

После минутной передышки отряхиваюсь и продолжаю путь. Ближе к башне замечаю — эта конструкция все больше становится похожа на груду металла. Когда-то она считалась самой разочаровывающей достопримечательностью. И я говорю не про критику художников или писателей времен, когда ее только возвели, которым не нравился дизайн, размеры или что-то там еще. Я имею в виду туристов, приехавших поглазеть с ее высот на Париж и натыкавшихся на толпы себеподобных зевак. Наверное, долю разочарования такие столпотворения действительно навеивали. Но мне уже этого не узнать.

В любом случае, я и подумать не мог, что «Железной леди» удастся разочаровать даже меня. Хотя бы потому, что ни о каких толпах и речи быть не могло. Но по космическим меркам воздаяния, цена бесплатного билета на верхушку Эйфелевой башни — сама верхушка. Так что все по-честному, и остается лишь радоваться, что я добрался до нее живым.

Перекресток под башней усеян заросшими человеческими костями, шевелящимися от побегов плюща. Многие из них разломало и перемололо в труху иссохшими ветвистыми стеблями. Местами отличить, где человеческие останки, а где щупальца лиан практически невозможно. Но уцелевшие черепа ни с чем не спутать, и их целая уйма.

Я знал, что идея покончить с собой, спрыгнув с Эйфелевой башни, может посетить много кого. Так что я ожидал увидеть подобную гору костей, хоть и не настолько громадную — ощущение, будто стою перед «песочными часами смерти», до последней косточки отсчитавшими людской век.

Наверное, я переоценил процент логически мыслящих «антиромантиков», или же недооценил тот страх и всеобъемлющий психоз, который завладел людьми во время массового вымирания. Не знаю, и вряд ли хочу знать, доживая последние часы жизни.

Хочется думать о чем-то хорошем. Например о том, что больше ни одному живому существу не доводилось видеть, насколько впечатляюще смотрится закат в ускоренном мире. Тучи сгущаются и тут же развеиваются, как клубы пара. А солнце быстро скользит за линию горизонта, краснея и расширяясь, словно раскаленная монета. Наверное, что-то похожее видели бы растения, будь у них глаза и более сложная нервная система. Сейчас же это лишь моя прерогатива, и нужно наслаждаться ею, пока есть возможность.